Diamond Ace - Тяжёлый дождь

Пол Маккалеб.

А порой, когда я засаживаю какой-нибудь потаскухе в исповедальне, любезно предоставленной добрым пастором, я обретаю покой. Всё кажется… нормальным. Как будто так и должно быть.

Будто я занимался этим всю жизнь.

В смысле, всё, чего мне хочется в такие моменты – новой порции страданий. Чтобы стряслось что-то такое, от чего мне станет больно. Не по себе. Латентный мазохист. Скучающий страдалец.

Безумец, которому не хватает тех минут, когда он был востребован, как объект насмешек и унижений. Как их постоянный зритель.

20

Поняла ли Каталина, что я воспользовался ею, как щитом, отправив искать тетрадь, которая теперь не так уж и важна? Дэл не знает, где его сестра. Единственное, что ему известно – она со мной. По крайней мере, была.

Наверное, Дэлмер ждал, пока мы уедем, чтобы войти и расправиться ещё с несколькими составляющими моей жизни. В доме оставались лишь Дороти и Аманда. Люди, потеряв которых, видимо, ничего не изменится. Я не знаю, сколько должно погибнуть человек, чтобы внутри меня что-то щёлкнуло. Убийство – не то, чем можно воздействовать на кого-либо. Этим можно только напугать. Того, кто сам боится смерти. Кто считает себя нужным, незавершенным.

Словно сон. Я пробиваюсь сквозь стену дождя, надеясь попасть в помещение. В окнах ничего не происходит и они не разбиты. Теория Уилсона и Келлинга по-прежнему актуальна. Ведь стёкла, оставшиеся в целости, не гарантируют полной безопасности. Не дают ощущения сохранности. По большей части, "теория разбитых окон" – лишь намёк, предупреждение – скоро всё пойдет не так. Но даже тогда, когда я знаю, что внутри происходит нечто ужасное, стёкла остаются неповрежденными.

Дежа вю. Дверная ручка скрипит так же, как и в том сне. Не заперто.

Кажется, будто "сейчас" – это то, к чему меня подводили. Намекали, что всё случится так, не иначе. Все эти видения, стечение обстоятельств. Я иду туда, где, скорее всего, меня ждёт удар ножом или пуля, или ещё какая-нибудь достойная смерть.

Под аккомпанемент скрипящего пола, я не спеша побрёл в сторону кухни. Свет везде погашен. В доме настолько тихо, что я слышу голос ведущего полуночных новостей, доносящийся из соседнего жилья. Старая миссис Боумен. Глуховатая подруга моей "мамы", с которой они постоянно обсуждают шоу Опры Уинфри. Шоу, снятое с эфира. Эти одинокие люди… они все живут тем, чего больше нет. Погибшие родственники на снимках или телевизионная передача, молодость или здравомыслие. Необратимые явления и вещи, без которых приходится тяжело. Проблема заключается в том, что никто не хочет покидать насиженные места. Тёплые и уютные. Реальность, какой бы она ни была по мнению Дороти Бальмонт, уступила место кошмару.

Просто карма – не самый меткий стрелок.

И она промахивается.

"Мама" – прямое тому доказательство.

У меня кружится голова, горло болит сильнее прежнего. Тошнота, озноб.

И свист рассекаемого битой воздуха.

"Тот же люк. И он открыт. На меня падает красный свет, частицы розового пепла ложатся на промокшую одежду и продолжают сиять. Всего несколько ступеней. Я не знаю, зачем мне это. Что я там увижу? Но ощущения подсказывают, что мне необходимо попасть на крышу. Нужно понять. Дойти до конца, просто чтобы не сожалеть.

Весь мой путь – отец, насиловавший Каталину у меня на глазах. Тринадцать самоубийц, никогда не приходившихся мне родственниками, но являвшимися таковыми по контракту. Элтон Доршат. Человек, подтолкнувший меня к тому, что я имею сейчас. Непрекращающийся ни на секунду тяжёлый дождь, что пробивает текстильные доспехи. Пустые стены.

Ровно пять шагов.

Раз. И тебе кажется, что всё это происходит не с тобой. Жизнь – не то, чем обладаешь именно ты. Обыкновенная случайность.

Два. Весь твой организм начинает бунтовать. Возмущение, яростный протест, непонимание. Почему всё это случается со мной?

Три. Я хочу жить. Я делаю всё возможное, чтобы хоть немного разукрасить блеклое влачение. Ещё немного.

Четыре. Всё утонет в потоке необратимости, аллее торнадо или урагане, который будет бить меня о скалы, утягивая многониже. Поздно.

Пять. Всё так и должно быть, ничего не меняется не потому, что я не хочу этого, а потому, что это – закон. Бессилие. Смирение.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу всех, кто когда-то был рядом. Дороти, Аманда, Каталина, отец, мать, Эмили, пастор. Все. Дождь срывает с них кожу. Скелет сбрасывает мышцы. И я стою в этом свете, стараясь понять, что происходит. Все предметы и люди накладываются друг на друга, создают новую форму. «Ничего».