Тимофей Вилкин - Бзик в кратком

Дмитрий (свыкнувшийся с именем) и Прохор писали, не покладая рук и извилин. Их эксперименты были порой неудачными, а порой завораживали глаз. Глаза эти были нелюдимы. Их было мало. Но и в такой, казалось бы, математической среде нашелся джаз-фьюжн игрок, способный подавить все идеи если и не на корню, то, как минимум на стебельном подходе.

Из-за злободневных анекдотов, которые принялись писать авторы, творческое объединение, только недавно обретшее название, чуть не рухнуло в забытье. В коротких шуточных зарисовках были обнаружены артефакты, оскорбляющие личность, унижающие честь и достоинство. Объектом, решившим, что эти артефакты отсылаются именно к нему и его культурному коду, стал некий господин по имени Стас (чья жизнь на данный момент оборвалась и стала лишь длительным существованием в образе отца, сына и святого духа тренажерного зала. Качалки).

После недолгих разбирательств огромная часть поэтизма Торбина и Семенова скрылась под облаком всемирной сетевой паутины и обзавелась шармом «дежавю». Лишь избранные способны найти стихи Штайнеров, датированные 2016 годом.

Дальше Смерть? Или постойте. Неужели это эффект феникса. Перерождение из более слабой, старой, заезженной птицей-идеей во что-то новое. Вначале было даже непонятно во что. В слепого червя, не способного сдвинуться с мертвой точки? В безногого пса? В любом случае по началу ничего положительного о проекте сказать было нельзя. Еще один эксперимент с максимально посредственным названием как-то умудрился стать камнем преткновения, о который споткнуться потом многие любители тривиальных историй и прочие идиоты (не идиотов тоже было навалом, как мух). Он был сух, как сухарь в мешке Робинзона Крузо, и лишь сложившаяся ранее ситуация, приковавшая зрителей к теме стихосложения, позволила группе просуществовать дней чуть больше, чем один. А далее был застой…

Застой(не затишье и не кризис). Слово ужасное и прекрасное одновременно. Многие люди любят застой и Брежнева, Застой и русский рок, застой и современность, блещущую блевотной жижей. Застой хоть и не позволяет идти, зато позволяет косвенно развиваться. Стоя на трамвайной остановке, ты максимально четко планируешь то, в какую дверь войдешь, то, как будешь передавать деньги кондуктору или не будешь передавать. Именно в такие моменты ты максимально развит.

Дмитрий Семенов и Торбин Прохор именно после разбирательств со Стасом косвенно стали Теорией Штайнера впервые. Иногда даже возникает мысль, что Стас еще один участник группы, главной задачей которого была редактура. Он убрал все лишнее, снес фасад здания, оставив во многом лишь фундамент. Каскад, у которого возникли серьезные проблемы. Потом феникс вырос. Стал действовать. Впереди у него много дней жизни, но всегда есть страх, что он умрет вновь.

Записывать хотелось и раньше, но никак не моглось. Записывать хотелось много. Аппаратура, напрочь отсутствие не только музыкального образования, но и слуха, периодическое издевательство над литературой и ее языком (как сейчас, например) … Все вышеперечисленные болевые точки сильно мешались и не внушали надежду, на что-то менее снисходительное. Но самое отвратительное – это Самоповторы. Самоповторы, коих и в этой книге достаточно много, существовали и тогда, как воздух. Ядовитый газ, распространявшийся над сучком былой ветки, над Хиросимой. Хиросима с легкостью делилась им с Нагасаки, Москвой, Майами, Салехардом, Екатеринбургом, Санкт-Петербургом… Его было много. Только лишь дуршлаг фильтровал бы полностью, но его не было. Дмитрий собственными руками просеивал, пытаясь ухватиться за актуальность и уникальность. Вышло неидеально. Никто не скажет, что был произведен идеальный кристалл. Поттеровский крестраж, содержащий в себе то ли жизненные позывы к самоконтролю, толи чудотворную регенерацию абсурда, ведущую к прекращению былых, низших мыслей светской молодежи, которая именуется, так, не имея на своих спинах шрамы от малых прутов и всеобъемлющих розг царя, а взращивая в себе лишь непроверенную информацию. Именно крестражу был подобен новый материал. Именно он стал достоин получить озвучивание и свое закрепление в этой маленькой, но чудесной истории.

Первый альбом писался долго, кропотливо. Второй уже писался на скорую руку, ведь впереди было расставание. Разъезд по разным городам без гастролей, автографов, премий «Овация». Да и нужно ли это все? Нет же. Все, что нужно, хранится у нас внутри под самой прочной крышкой. У кого-то это крышка гроба, у кого-то она еще и забита, а у нас… У нас это крышка от бутылки с колой. Под ней штрих код, который нам придумали отнюдь не насильно. Мы не наемные убийцы из игр с завышенной оценкой от критиков. Мы сами выбрали этот путь, отказавшись от обета молчания или же приняв его (вряд ли читающий это способен и день не разговаривать). И я говорю сейчас, разумеется, не о качестве жизни, а об ориентации в идеологиях собственного поведения, которая хоть и была сформирована, безусловно, в результате активного проявления синдрома запоминания в период детства и постдетства, но, нравилась нам. И, конечно, если человек лишился указательного пальца по вине несправедливости, то он с большей вероятностью начнет указывать другим местом, чем бросит все это. Однако, смирение знакомо не единожды лучам солнца и их пережиткам. Борьба. Вот что внутри.