Вадим Чекунов - Кирза

Ой, бяда! Бяда!

В огороде лебяда!

Черямуха белая!

Ай, что лябовь наделала!

Вася шагает и сопит. Наконец, вполоборота повернув ко мне голову, басит:

— Дурацкы писны у вас, москалэй: Нэ умеэте спиват як надо:

— Вася, а ты заспивай, як надо, а я послухаю, — подначиваю я еще, но Вася снова лишь сопит в ответ и качает головой.

Приятно подоставать здоровенного парня, зная, что тебе за это ничего не будет.

Мы проходим мимо дорожного знака «Ограничение по скорости — 20 км.» — Вася, перекур! — прошу я.

Некурящий Свищ пожимает свободным плечом и кивает. Мы сбрасываем нашу бобину под дорожный знак и усаживаемся рядом, в пожухлую траву.

Я расстегиваю крючок воротника и закуриваю. Свищ — на полгода старше меня по призыву, прекрасно знает, что расстегиваться мне еще не положено. Однако ему это глубоко безразлично.

Вася поймал мелкого серого кузнечика и сосредоточенно разглядывает его. Кузнечик едва различим между Васиных толстых пальцев.

Мимо нас по шоссе изредка пролетают легковушки, на скорости далеко за сто.

Вася отпускает, наконец, полураздавленное насекомое и удрученно говорит:

— Якы ж такы усе у вас, москалэй, трохышно: Ничохо нэма бильшохо:

Я откидываюсь на спину и выпуская дым в синее небо, лениво роняю:

— А у вас в Хохляндии кузнечики, небось, с корову размером, да?

Вася обижается на «Холяндию». Срывает травинку и принимается обкусывать ее кончик.

С быстрым шелестом проносится еще пара легковушек.

— Ладно, Василий Иванович, не парься. Мы пока одна страна. Знаешь, как один дядька говорил? «Одна страна, один народ, один фюрер!» Вася удивленно поворачивается:

— Якой фюрер? Хытлер, шо ли?

Машу рукой:

— Ладно, проехали: Ты на политзанятии не вздумай только ляпнуть это. А то скажешь еще, что я научил: С тебя взятки гладки, а мне еще после армии в универ восстанавливаться. Характеристику от замполита получать: Ты лучше вот что:

Я приподнимаюсь на локте и тычу сигаретой в дорожный знак:

— Видишь, знак стоит?

Вася кивает.

— А ведь он, Вася, никому тут на хер не нужен. Вон, козлы, как гоняют! И притом, действительно, с какой стати тут скорость ограничивать?.. Людям нужна свобода!

Вася давно привык к моей болтовне и лишь усмехается.

— А вот слабо тебе, Вася, подарить людям свободу? Радость передвижения без границ? А?

Вася недоуменно смотрит то на меня, то на знак. Машет рукой:

— Та ни: Рази можно!.. ХАЫ нарухаэт, колы пиймают:

Понимаю, что надо дожимать:

— Да кто тебя здесь «пиймаэт»? Тут глухомань такая, не хуже, чем у тебя на хуторе! Давай, Вася, вырви этот знак к ебеням собачьим!

— Покурыв, и пишлы дальше! Працуваты трэба! — переходя в оборону, Вася изрекает командным голосом и поднимается с земли, стряхивая с кителя невесть откуда набежавших муравьев. Наверно, учуяли полкило карамелек в его кармане.

— Ну, пишлы, пишлы, — встаю я тоже. — Просто вам, хохлам, слабо москальские знаки вот так вот взять и выдернуть.

Вообще-то я знаю, что подначивать Васю — все равно что обманывать ребенка. И легко, вроде бы, но и нехорошо как-то.

Но:

Вася смотрит на меня с укоризной, затем делает решительный шаг к знаку, пригибается слегка, расставляет ноги пошире и хватает обеими руками облупленный столб почти у самой земли.

— Вась, ты чего, не надо: Я ж так, прикола ради сказал:

Лицо Свища краснеет, щеки надуваются и я слышу какой-то треск.

Наверное, лопнули его штаны, думаю я.

Нет — это трещат корни выдираемой травы. Земля у основания знака вспучивается, и под Васино кряхтенье из недр появляется на свет божий огромная бетонная чушка — фундамент указателя.

Вася делает еще одно усилие, и отбрасывает поверженный знак в сторону. Я вижу, как по грязному и влажному пористому бетону в беспокойстве снуют мокрицы и еще какие-то насекомые.

— Вася: — сдавленно говорю, наконец.. — Пошли «колючку» чинить, а?

По ночам по казарме снуют крысы.

Шебуршатся под крашеными досками пола, запрыгивают на койки и лазили в тумбочки.

В казарме живет котенок Душман. Ночи уже холодные, сентябрьские.

Душман сворачивается клубком у кого-нибудь в ногах, и урча, как моторчик детской игрушки, засыпает, согреваясь.

Однажды посреди ночи просыпаюсь от непонятного копошения у самого лица.

«Душман, сгинь, паскуда!» — вытаскиваю из-под одеяла руку и открываю глаза.

Ору. Правда, шепотом.

Невероятных размеров крыса шугается тоже. Тяжело спыгивает на пол и исчезает в темноте.