Владимир Злобин - Повесть о настоящем пиплхейте

Знаток полагал, что разница между словами 'рузкий' и 'русский' сугубо лингвистическая.

Я жду ответной реакции Алекса, который, почему-то широко улыбается:

— Чем отличается моджахед с автоматом, воюющий за свободный Кавказ, от простого кавказца?

— Что за идиотский вопрос, — морщится Знаток, — они хоть что-то делают.

И снова смотрит на меня. Уже задрал со своим исламо-лингвистическим программированием! Лично я ничего не имел против Аллаха, хотя предпочитал видеть его повешенным. Правда, Знаток как-то объяснял мне, что Вседержителя нельзя увидеть, а тем более изобразить, ибо это считается страшным грехом. Алекс дополнил, что в средневековье на севере Ирана были мусульмане, настолько балующиеся наркотой, что лицезрели своего Владыку. В доказательство Алекс, то на снегу, то на бумаге, часто рисовал Аллаха, будто пародировал знаменитого датского карикатуриста.

— Чем отличаются? — подал голос всегда хмурый Тор, — Идеалами. У русских нет идеалов. Единственный шанс стать людьми они просрали.

— Нет.

— Он хочет волосатых гурий? — пошутил Фугас.

Я молчу под пытливым взглядом Алекса.

— Чёрт, — выругался парень, — это же был риторический вопрос. Всем и так понятно, что хач от хача ничем не отличается!

Мы вяло смеемся, пытаясь не смотреть в глаза злящегося фюрера. Тот итак постановил, что изымет деньги из общей кассы на покупку нового Корана. Ох уж этот религиозный фетиш! Популярность ислама нужно искать ещё и в том, что само движение является субкультурой. А у любой субкультуры должен быть длинный список отличий от большинства обывателей, и чем яростей он будет выглядеть, тем лучше. Я это чувствовал, потому что сам тяготел к тому, что позволяло максимально оттолкнуться от большинства. Если бы завтра прилетели жидоголовые инопланетяне и начали уничтожать русский народ, то и они немедленно бы стали кумирами для нас, пиплхейтеров.

Но блоггера уже ничем не остановить, и парень набрасывается на Алекса с поучениями:

— Ты хоть знаешь, что антропологически кавказские горцы европеоиды? Что раньше европеоидную расу называли кавказской? Они реально борются против паразитической системы РФ, не то, что мы. Сколько взрывов, убийств, терактов они совершили? Это наши единственные союзники в борьбе с системой, и мы должны идти с ними на контакт, перенимать опыт, которого у нас нет. Знай я каналы, я бы поехал воевать на Кавказ... да я...

И тут, прервав речь Знатока, из ближайшего кафе, носящего какой-то кричаще-варварский характер, вырвалась гремящая толпа. Подступы к ресторанчику, заставленные дорогими немецкими автомобилями, мигом наполнились оскорбительным гортанным наречием. Застучали бубны, по-ослиному запел дудук. Всё превратилось в Броуновское движение, и только пистолеты, которые продырявили небо грохотом выстрелов, щёлкали зло и уверенно. Мы увидели оскаленные, бородатые, пьяные рожи. Золото на зубах, погонах и пальцах. Невеста, танцевавшая лезгинку. Звучали здравницы, которые произносил купленный полковник полиции. Волосатый, весь в бровях, кавказец, разбрасывал в воздухе ворох сторублевых купюр. Не свадьба, а триумф унтерменша. Свадебная какофония, подхваченная шуршанием шин, умчалась прочь. На улице, обесчещенной и обескровленной, точно побывал Мамай. Сам воздух казался изнасилованным.

Мы застыли в бессильной ненависти, и Алекс, глядя на Знатока, спросил:

— Ну что, исламист, помогли тебе твои горцы?

Глава 7

Смерть мясоедам! Слава травоедам!

Или глава о фигне.

Оккультное веганство — это попытка придать своей жизни значение тем, что ты не ешь трупы животных, а кушаешь травяной перегной. Если ты стал веганом лишь для того, чтобы называть других трупоедами, то грош тебе цена. Я не занимал ни одного из фронтов в этой вечной борьбе, сравнимой по эпичности лишь с борьбой добра и зла. Я нашел компромисс для себя: ел и то, и то. А вот Торвальд воспринял мистическую идею веганства чрезвычайно серьезно, поэтому на неделе потащил нас с Алексом за покупкой овса. Он хотел закупиться оптом, поэтому ему нужны были носильщиками. Фугас мог носить только ненависть, Знаток, как элитарий, гнушался физического труда, вот и остались на примете два человека: вечно нейтральный я и известный мясоед Алекс.

Интересно, чтобы сделали люди культуры сверленых боевых топоров, когда им, первосоздателям Белой ойкумены, какой-нибудь веган с морковкой в руке, заявил: 'Есть мясо может только нравственный деградант, предатель расы, трупоед и белковый оппортунист'. Наверное, последнее, чтобы он увидел — это занесенный для удара молот великих колонизаторов, завоевавших для Белого человека тот изначальный европейский ареал обитания, который их потомки ныне так успешно растрачивают. Если бы они ели одну траву, а не быков, то вряд ли были бы в силах совершить то, что сделали.