Карлтон Меллик-третий - Сатанбургер

Нэн находит Джина, который нервно курит сигарету на соседней куче гранита и старается вправить себе шею. Она слышит, как хрустят его позвонки, вставая в более удобные позиции, он выдыхает с облегчением. Этот выдох был странным, не обычным выдохом облегчения, который вырывается вместе с решением проблемы. Это был выдох с усилием. Все потому, что Джин больше не дышит. Он может заставить себя дышать, если захочет, но ему это не нужно. Для Джина дыхание – абсолютно добровольный акт. Могут пройти месяцы, а он не будет дышать и даже не поймет, что перестал это делать.

Нэн садится на корточки рядом с ним на картонное бревно и спрашивает:

– Что произошло?

– Я погиб, – он отвечает.

– Что? Как ты мог погибнуть?

– Стэг и я попали в автокатастрофу и погибли.

Она смеется.

– И кто ты теперь? Зомби?

– Да. – Он кладет ее руку себе на сердце. – Сердце не бьется, – говорит он.

Отдергивая руку назад, она нервно смеется. Ей смешно.

– Ты холодный, – в ее голосе звучат пьяные нотки.

– Еще не совсем, – Джин отвечает серьезно.

– Теперь ты стал некрофилом?

– Прекрати.

Его грустные хипповские глаза сверлят ее, и она чувствует его боль. Ну, пожалуйста, слышит она его мысли. Нэн обнимает его. А он слышит только ее неловкость.

Ленни приближается и снова повторяет:

– Стэг умер, – у него багровое лицо, он заикается. Джин отвечает:

– Ага, и я тоже.

– Как ты можешь быть мертвым, если ты тут ходишь и болтаешь с нами? – спрашивает Ленни.

– Я не знаю. Я никогда не умирал раньше.

– Но Стэг не ходит, – упорствует Ленни. Джин говорит:

– Может быть, он уснул.

– Нет, он умер. У него сломан череп.

Они возвращаются к машине, где лежит Стэг.

– Я тебе покажу, – говорит Джин-зомби… Но когда они приходят, Стэга уже нет.

– Он был здесь. – Ленни поправляет свои ботанические очки.

– Ты уверен? – спрашивает Нэн, обнимая Джина и пытаясь согреть ему кровь.

– Конечно уверен, – отвечает Ленни. – Что происходит? Он просто встал и ушел с проломленным черепом?

– Да, – холодно подтвердил Джин, потирая левый глаз.

Я возвращаюсь в свое тело.

Вижу написанный от руки знак: «До „Сатанбургера" 2 мили».

– М-даа, неблизкий путь к еде, – отпускает комментарий Гроб.

Я смотрю через окна на луну. Это не настоящая луна. Настоящую мы потеряли в 72-м. Ну, мы ее не теряли. Она потерялась сама. Она забыла дорогу вокруг Земли, возможно из-за болезни Альцгеймера, а может быть, совершила самоубийство, чтобы избежать забвения, которое неминуемо последует. Она отклонилась от своего обычного пути, сорвалась с орбиты и провалилась в безграничную сажу, через миллионы маленьких белых точек – проколов от булавки на картоне, натянутом против света. И больше мы о ней не слышали.

Теперь у нас новая луна.

Нам самим пришлось строить ее из бетона. Это была нелегкая работа. Делать объект колоссального размера – сотни километров в диаметре – это настоящее шило в заднице. Гигантский белый шар, больше, чем горы, но меньше, чем настоящая луна. Чтобы устранить визуальное различие, пришлось запустить новую луну на другую орбиту, ближе к Земле, чтобы она казалась того же размера, что и старая.

Иногда я рассматриваю фотографии старой луны. Отличий не так много – вот только спонсоры, оплатившие постройку новой луны, настояли на том, чтобы на ее поверхность нанесли их логотипы. Однако лучше иметь корпоративную луну, чем не иметь никакой.

Мир стал жалким без луны: так рассказывал мне мой бывший отец. Он говорил, что ночное небо стало темным и пустым. Настолько темным, что усилили уличное освещение, а люди носили с собой по десятку фонариков.

В то время романтика казалось абсурдной без лунного света; сейчас это никому не нужно, но я слышал, в то время ей придавали БОЛЬШОЕ значение. И космонавты, которые побывали на старой луне, досадовали, что потратили время на планету, которой больше нет.

Они считали, что поэтическую фразу о «великом прыжке человечества» надо было приберечь для другого события.

Сейчас такое время суток, когда небо темное, синее и холодное, гладкое как шелк. Такой цвет неба не показался бы странным, но за три минуты езды оно перешло от абсолютной темноты в светлое утро. Хотя было еще только 3 часа.

Я прихожу к выводу, что эта часть города находится ближе к солнцу, чем другая, поэтому день здесь наступает быстрее, чем мы привыкли.