Олег Батухтин - День, когда умерли все львы

Серый Владыка и Мыслитель делают вид, что не замечают Старую Девочку. Они смотрели поверх её седой головы, делая вид, что черные тучи, несущиеся над пустой выжженной равниной, гораздо интереснее Старой Девочки.

Мыслитель уже давно перенял манеру Серого Владыки игнорировать все вопросы. Теперь он молча сидел и направлял свои пустые глазницы вдаль, лениво размышляя. В данный момент раздумья его касались редких, но крупных капель серого дождя, падающих с неба.

– Серый Владыка, я потеряла свою грусть, – Старая Девочка не оставляла своих попыток завести разговор. – Грусть – это всё что у меня было. Светлая грусть – сегодня. Темная – позавчера.

Серый Владыка молча посмотрел на Старую Девочку. По детскому, но морщинистому лицу стекали серые дождевые капли, которые спорили своим цветом с оттенком её глаз. Здесь ей самое место.

– Серый Владыка, посмотри туда! – воскликнула Старая Девочка, указывая сморщенной рукой в сторону горизонта, – там на западе.

– Здесь везде запад, – молвил Мыслитель, но всё же обратил свои пустые глазницы в сторону горизонта. Он увидел крошечные фигурки, медленно бредущие к ним на встречу.

– Добро пожаловать в Страну Гниющих Львов, – сказал Мыслитель.

Серый Владыка молчал. Головаст смеялся.

Я очнулся от того, что Мансур тряс меня за плечо.

– Азат, кто-то идет!

Я посмотрел на него, в его глазах застыл страх.

– Мансур, что ты видел?

– Я…

Договорить Мансуру не дал наш участковый, который уже второй раз за сегодня прерывал наше путешествие. Фанис Филаретович спустился в подвал, неся на руках тело. Он немного напоминал молодого жениха с невестой на руках.

– Слезайте с каталки, – прикрикнул он на нас. Его голос дрожал, то ли от усталости, то ли от страха. И, когда мы освободили место, участковый наконец положил свою ношу и облегченно вздохнул.

На наш молчаливый вопрос Фанис Филаретович ответил просто и понятно:

– Медуза умерла.

Глава 3. Медуза

Возможно, смерть Медузы уберегла меня от ещё более стремительного погружения на дно жизни Нижнего Басрака. Медуза слыла уважаемой персоной среди лютых отбросов и вырожденцев всего Хайбуллинского района. её «горгонов отвар», производимый из маковой соломки и ацетона, пользовался безграничной популярностью среди вышеозначенного слоя общества. Не сомневаюсь, что рано или поздно, в поисках новых ощущений, я и Мансур постучались бы в двери её логова.

Паспорт Медузы сообщал, что на самом деле, она именуется Анисой Мударисовой, но этот факт был попросту не интересен подавляющему большинству населения Нижнего Басрака. Медузой женщину называли из-за кошмарного состояния её прически и недоброго взгляда из-под сатанински изогнутых бровей. Как мне кажется, волосы она не мыла с самого рождения, они свисали с её головы спутанными толстыми сосульками. Это было нечто похожее на модные дреды, которые в отличии от настоящих, появились исключительно естественным образом. Такие прически носили первобытные женщины, если верить учебникам антропологии.

Кроме того, что Медуза своими отварами снабжала всех наркоманов округи, она была известна, как единственный представитель и основатель секты «Ышаныс Хаклаусылар» ( Ышаныс Хаклаусылар – Защитники Веры (башк.) прим.). Начало религиозному сдвигу Анисы, как принято считать, положил дед Игнат, рассказавший маленькой девочке часть своих деревенских баек. Распространение убийственной наркоты, по мнению Медузы, полностью укладывалось в рамки религиозных практик её вероисповедания. Наркоманам же священное писание Медузы было совершенно безразлично, но это не мешало им вновь и вновь обращаться к ней за очередным пузырьком волшебной жидкости, чтобы поставить очередной шрам на израненные спины бегущих по рукам вен.

Неписанная история села Нижний Басрак повествует о том, что Медуза – дитя запретной любви – сиречь кровосмешения. Практика внутрисемейных браков практиковалась в семействе Мударисовых с древнейших времен. Мне кажется, в этом был некий сакральный смысл: поколения предков Медузы веками копили в своей крови божественное знание, которое экстраполировалось в лице их последнего потомка – Анисы Мударисовой. Медуза с радостью делилась всем, что знала и что родилось в её голове со своими клиентами – потенциальными адептами её религии. С каждой порцией убийственного зелья она выдавала порцию проповеди, проникнуть в суть которой здравомыслящему человеку не представлялось возможным. Помимо устного изложения догматов своей веры Медуза писала иконы. Помнится, я даже стал счастливым обладателем одного из её произведений искусства. Мазня на холсте отдаленно напоминала одновременно Деву Марию, Иисуса и Шиву, обрамленных исламской молитвой на арабском языке. Запоминающимся штрихом служил колпак на голове божества, усеянный звездами. Моя мама однажды увидев, что за святой образ я принес в дом, выпорола меня ремнем, а потом сожгла икону. А папа сказал, что «эта хуйня противна богу, аллаху и сатане». Тогда родители полностью отбили мою веру в какие-либо высшие силы.