Алексей Рыбин - Черные яйца

– Хоть бы ее трепак пробил!

– А может, и пробил уже? Откуда нам знать? Может, и он сам из КВД не вылезает...

– Ну, прямо. Известно бы было.

– Откуда?

– Ну, как... Он же – человек известный. А в нашем городе сразу все на виду... Как в деревне.

– Да-а... Это точно. А все равно я бы хотела с ним...

– Чего? Трахнуться?

– Ну да. Интересно...

– Хм. Мечтать не вредно.

– А что? Подумаешь, большое дело! Мужики все одинаковые. Я забиться могу, что, если захочу, трахну его. Спорим?

– Не хочу.

– Почему?

– Я люблю его – вот почему.

– Ну и дура!

– Очень может быть. Только – люблю. Так люблю, что даже знакомиться с ним не хочу.

– Как это?

– А вот так. Не хочу. Вдруг он окажется подонком? Или – импотентом. Я этого просто не переживу. Люблю его... Очень люблю.

– Да ты сумасшедшая просто.

– Наверное. Только лучше его для меня никого нет. Он – бог. Настоящий бог. Такие песни может писать только бог... И петь так, как он...

– Ну да, конечно... И пиво хлестать, и портвейн... И, кстати говорят, что когда его в менты забирают, он сдает всех... Сразу колется, все выкладывает... Всех закладывает...

– Не верю. Он не может.

– Ты почем знаешь?

– Я знаю. Я его чувствую. Я им только и живу.

– Так пошли в «Сайгон», познакомишься... Он там все время вечерами толчется.

– Нет. Не пойду. А между прочим, я знаю точно, мне Огурец рассказывал, что они как-то ездили в Крым, там, на пляже, к ним гопники местные пристали, так все приссали, все наши рокеры, ну, с кем он ездил... А он один отбился. Он и Славка из Москвы. Огурец сказал, что он – настоящий мужчина. Что он такого еще не видел, чтобы один, ну, то есть вдвоем со Славкой, против целой кодлы... А ты говоришь – «менты», ты говоришь – «сдает»... Это люди добрые от зависти придумывают. Завидуют ему. Его таланту... Его красоте, если хочешь. Он же красив, красив невероятно... Эти его волосы – одни волосы чего стоят... Я таких прекрасных волос не видела ни у кого... Черные, как ночь... Да я бы за одну ночь с ним, за одну только ночь, чего бы я не отдала... А ты говоришь – «менты»...

– Погоди, какие это у него черные волосы? Он же блондин!

– Ну, я не знаю. Я ходила на концерт, ну, на квартирник – черные волосы.

– Да блондин он, говорю тебе! Может быть, он покрасился?

– Я не знаю... Я его видела только с черными волосами. Раньше только в записи слышала...

– Да нет... Не может быть... Он еще и красится... Не может быть...

– Это он, – сказал Ихтиандр. – Его шаги. Ольга Стадникова подошла к плите и, чиркнув над конфоркой спичкой, поставила на огонь серый чайник с мятыми грязными боками.

Царев и Игорь Ихтиандр-Куйбышев уже три дня жили в комнате Стадниковой. Комнату эту она снимала за какие-то символические деньги у своего случайного знакомого, плотника, работающего в Театре юных зрителей, где когда-то трудился Огурцов. Огурец и познакомил Ольгу с Борисычем в момент совместного, как говорили милиционеры, задержавшие в тот же день и Огурца, и Лекова, и Олю Стадникову и самого Борисы-ча, «распития спиртных напитков в общественном месте». А всего-то делов: присели молодые люди и приставший к ним за неимением наличных денег театральный плотник Борисыч на лавочку возле Театра юных зрителей, выпили пять бутылок портвейна – большое дело...

– Распиваем?

– Да нет, просто пьем.

– Пройдемте...

Прошли. Посидели в отделении. Что такое пять бутылок на четверых? Трезвые. Ну, не как стекло, но все-таки...

До вытрезвителя дело не дошло, однако дружбу посиделки в отделении укрепили, и по выходе из отделения Борисыч являлся уже полноценным членом компании – если и не другом «не разлей вода», то равным среди равных.

Настроение у задержанных было чрезвычайно благодушное, какое приходит после определенного количества выпитого портвейна. Если чуть переборщить – беды не миновать. Но в тот день Лекову со товарищи везло – доза оказалась нужной, и это отразилось на беседах с представителями власти. Вежливо вели себя и Огурец, и Леков, и Стадникова, не говоря уже о Борисыче. Вежливость очень часто помогает в критических ситуациях. Вот и сейчас стражи порядка даже не отобрали у Огурца оставшиеся у него деньги.

Выйдя из отделения, друзья купили еще портвейна, отправились в Летний сад, где благополучно, без неприятных происшествий, выпили за освобождение, а Борисыч, совершенно разомлевший от портвейна и обходительности молодых собутыльников, вдруг предложил имеющуюся в его распоряжении комнату.