Владимир Козлов - Гопники

– Ладно, не пизди. Лучше расскажи про Быру.

– Ну, короче, он привел ее к себе – бабы дома не было, она в больнице была. Они ее с мамашей отпиздили так, что в больницу отвезли.

– За что?

– Не знаю. Тебе не все равно? Короче, они там выпили, хуе-мое. Потом зажимались и она говорит – ну, я сейчас приду, типа. И пошла в ванную. А Быра музон врубил на всю катушку. И думает – а что, если не встанет? Первый раз, все-таки. Решил задрочить. Сел на кресло и дрочит. А тут его мамаша пришла. И представь картину – музон бомбит, Быра в кресле дрочит, а тут Гулькина из ванной голая выходит.

– И что потом?

– Ничего. Мамаша ей говорит – уходи, ну, она оделась и ушла. А ему, наверное, пиздюлей навставляла.

После школы закидываю сумку домой и иду на остановку. Подходит Бык. У него есть бабки – стипуха, и он берет нам по бутылке пива.

– Смотри, ни хуя себе, – говорит Бык. Неформал прет к остановке с какой-то красивой бабой. Я ее уже несколько раз видел на районе, но появилась она здесь недавно.

– Она в евонном доме живет, – говорит Бык. – Недавно переехали.

– Пошли, подойдем?

– Ну их на хуй, потом.

Они стоят на остановке, о чем-то базарят, ржут. Она в джинсах и джинсовой куртке, волосы белые, длинные.

– Как ты думаешь, он ее ебет? – спрашивает Бык.

– Вряд ли. А какая тебе разница?

– Ну, все-таки баба ничего. Не могу понять, зачем ей этот неформал сраный.

– Она сама такая.

– Наверное.

Неформал с бабой садятся в троллейбус и уезжают. На остановку припирается Вэк с приминой во рту.

– Слышали, что Быру посадили?

– Нет. За что?

– Навставлял кому-то. Ехал пьяный в троллейбусе и доколупался до мужика с бабой. Мужик ему что-то объяснял, а Быра начал его пиздить. Нос сломал. Приехали на Рабочий, а там Миша Горбатый. Ну, они к нему. Быра съебываться – но пьяный, куда он убегит? Горбатый словил его и отпиздил палкой, а мужик заяву написал. Потом машину вызвали, и Быру – в районную ментовку. А там видят, что ссуль и фраер – и начали пиздить. Хотят все, что у них есть, на него повесить. Типа, если не признаешься, упиздим. Ну, он и признался.

– И что теперь?

– Жопа ему теперь. Ему уже восемнадцать – пойдет не на малолетку, а в нормальную зону.

– Пошли в «контору». У меня есть ключ, – говорит Вэк.

– Откуда? – спрашивает Бык.

– Обезьяна дал.

– Ты что, там уже за хозяина?

– Да нет. Так просто. Ладно, пошли.

Заходим на «точку», покупаем на деньги Быка бутылку самогонки, потом – в «контору». Закуски нет.

– Ладно, выпьем так. Что, мы целки какие-нибудь? – говорит Вэк.

Разливаем, пьем.

– Ну, Быра, конечно дурак, – трындит Бык. – Теперь ему точно жопа. Сядет лет на пять, а раз он фраер, то на зоне ему пиздец.

– Да, Быра, конечно, гондон, – говорю я. – Только до дохлых доебываться мог – типа здоровый.

– Ну что, еще по одной? – спрашивает Бык.

– Разливай.

Допиваем сивуху и идем гулять. Дало неслабо, особенно Быку. Он идет, шатаясь, и все время куда-то пропадает.

– Где Бык? – спрашиваю я Вэка.

– Хуй его знает. Может, ссыт под забором и ли домой пошел. Да хуй на него – на своем районе ничего с ним не станет.

– Может, поищем его?

– Ну, на хуй.

Доходим до остановки, садимся на лавку. Откуда-то вылезает Миша Горбатый с двумя дружинниками. Я знаю одного: это папаша Севастьяновой. Она с нами училась до девятого, потом ушла в техникум. Говорят, мужик хотел стать следователем, но что-то там не получилось, и вот теперь ходит дружинником с ментами.

– Ага, в общественном месте в нетрезвом состоянии, – Миша Горбатый махает дружинникам. – Идите сюда. Забираем их.

Папаша Севастьяновой берет меня за руку, второй дружинник – Вэка. Но мне уже на все насрать.

Они приводят нас в ментовку. Я здесь ни разу раньше не был. В первой большой комнате – два стола и черно-белым телевизор. По телевизору показывают Юрия Антонова. Из-за помех его свиную рожу едва можно разобрать.

За столом сидят еще двое дружинников и пьют пиво.

– Веди его в детскую комнату, – говорит Горбатый Севастьянову, и он ведет меня к двери в другом конце комнаты. За ней – коридор, а в нем еще несколько дверей. На одной ободранная табличка «Детская комната милиции». Севастьянов открывает дверь и толкает меня внутрь.

– Смотри, чтоб без глупостей, – и закрывает дверь.

В комнате горит тусклая пыльная лампочка без абажура. В другом конце – стол, над ним – портрет Ленина. У стены – несколько стульев. Я сажусь.

Минут через десять приходит Горбатый.