Владимир Козлов - Гопники

– Да, три раза. Летом еще.

– Где?

– Да здесь.

– А баба?

– А хули баба? Сидела в своей комнате.

– Может, еще скажешь, Анохина целка была?

– Нет, не целка.

– И как все было?

– Ну, как. Пришли, вмазали, музон там, хуе-мое, разделись, потом…

– А как ты добазарился?

– Ну, как. Говорит – пошли музон послушаем, у меня темы классные есть.

– А она?

– Давай, пошли.

– А что сейчас?

– Что сейчас?

– Больше не дает?

– Если захочу, то даст.

В кухню входит Бырина баба. Она в деревенском разноцветном платке.

– Ай-яй-яй. Такие маладыя – и уже пьють.

– Иди отсюда, не мешай.

– Усе матке скажу.

– Ну, скажи.

– А мне можно? Тридцать капель?

– Можно, только потом вали отсюда и не мешай.

Быра наливает ей в свой стакан самогонки, отрезает хлеба и сала.

– Ну, спасибо, унучык, – «баба» выпивает самогонку, закусывает.

– Ну, все, теперь иди.

Баба выходит.

Быра наливает всем по второй. Выпиваем.

– А ты не пиздишь? – спрашивает Вэк.

– Про что?

– Насчет Анохиной. А если мы у нее спросим?

– Ну, спрашивай.

– Алкаголики, еб вашу мать, – слышится голос бабы из комнаты. – Ня вучацца, а только пьють. Алкаголики, пьяницы.

– Заткнись, – кричит ей Быра.

– А ты на миня ня крычы. Мой дом продали – это счас мой дом.

– Заткнись ты, сука.

– А ты так со мной не разговарывай. Гауно ты ящо.

– Ты счас допиздишься.

– А ты не пугай бабу старую. Не надо меня пугать.

– Нет, я счас встану – и пиздец тебе.

– А я тебя не боюсь.

– Ну, все. Счас тебе пизда будет.

Быра вскакивает и бежит в комнату. Слышно, как он дает своей бабе оплеухи, потом возвращается на кухню.

– Ну, давайте допьем.

Он разливает остатки самогонки. Допиваем.

– Ну, так что насчет Анохиной? Давай поспорим, что ты ее не ебал?

– Зачем мне с тобой спорить?

– Значит, пиздишь.

– Нет.

– Ладно, кончай приебываться, – говорю я. Не хватало еще, чтобы они тут драку устроили. – Ебал, не ебал – тебе какая разница?

Наталья, учиха по рус-лит, злится с самого начала урока.

– Наверное, муж недоебал, – шепчет мне Бык.

– Ну, ты бы помог, – отвечаю я.

Про нее много разговоров насчет этого. Она еще молодая по сравнению с остальными – лет 27 или 28, не больше. Что у нее за муж, конечно, никто не знает. А злая она почти всегда. Ненавидит нашу школу и всех нас. Постоянно орет на нас: «Что вы за идиоты такие, что за дебилы? Пролетарии недоделанные, вот что значит рабочий район. Одно скотовье».

Она вызывает Куню, который уже недели две, как выписался из больницы. Он выходит к доске в своем грязном костюме, с немытыми ушами и торчащими на голове «петухами».

– Ну, что ты нам сегодня расскажешь интересного и глубокомысленного о проблеме героя в «Евгении Онегине»? – спрашивает Наталья.

Класс смеется. Куня морщит подбородок, как будто сейчас заплачет, потом поворачивается к классу жопой и несколько раз громко пердит.

– Вот вам, вот вам! – кричит он и выбегает за дверь.

Все хохочут, Наталья зажимает нос и тоже хохочет.

– Я думала, такое только в анекдотах бывает, – говорит она. – Ладно, продолжаем урок. Шмаров – к доске.

– Давайте Куню завафлим сегодня, – предлагает Вэк перед физкультурой. Мы только что пришли в раздевалку.

– Что, по-настоящему? – Бык тупо смотрит на него.

– Ну, а хули? Смотреть на него? Он же чмо, самый последний.

– Таких лучше вообще не трогать, – говорит Бык.

– А ты не защищай, не надо. Решили дать ему за щеку, значит дадим.

Вэк выходит из раздевалки в предбанник. Куня уже снял штаны и пиджак и остался в своем спортивном костюме. Штаны заправлены в носки, и носки натянуты почти до колена. Кеды он, наверное, забыл дома, потому что остался в своих рваных тапках.

Вэк хватает его за плечи и тащит в раздевалку. Куня цепляется за батарею. Подскакивает Быра и бьет Куню кулаком в живот. Вдвоем они втаскивают его в раздевалку и закрывают дверь.

– Ты что, по правде хочешь? – спрашивает Клок. – Думаешь, он у тебя будет сосать?

– Не будет – заставим! – Вэк ржет. Они с Бырой сажают Куню на скамейку, Клок хватает его за ноги, а Вэк начал расстегивать свои штаны.

– Кощей! На шухер! – кричит Клок. Обычно на шухер ставят Куню, но раз он «занят», приходится идти Кощею. Он с недовольной рожей выходит в «предбанник».

Кроме нас, в раздевалке еще несколько пацанов – Егоров и «примерные», но они переодеваются и в нашу сторону не смотрят, чтобы, если что, сказать, что ничего не видели.