Владимир Козлов: Колхоз

– Зачем по дороге? Давай у нас.

– А кто еще дома?

– Мамаша.

– Тогда не надо.

– Ну ладно, подождите.

Ждем на улице, курим. Уже совсем стемнело.

Минут через десять они выходят – накрашенные, в самопальных джинсах и дурацких куртках.

– Это Света, а это Андрей и…

– Игорь. А тебя саму как зовут?..

– Анжела.

Пьем из горла по кругу. Заедаем хлебом и нарезанным салом: они позаботились.

– Ну вот, ты хотел сала. Что хочешь, то и получаешь. Как всегда, – Андрюха улыбается.

– Ну не всегда. Почти всегда. Особенно пизды.

Заходим в клуб. Дискотека уже идет. Человек двадцать танцуют на сцене, еще несколько сидят на стульях в зале.

В одном углу – несколько незнакомых чуваков нездешнего вида. Это, наверное, те, про которых говорил прыщавый. Остальные все наши. Три бабы и человек двадцать пацанов. Вася сидит в углу сцены, слегка прикрытом облезлой занавеской, возле бобинного магнитофона, типа дискжокей.

Мы вчетвером становимся своим кругом, дрыгаемся под музыку. Мне хорошо и тепло и слегка головокружительно.

После нескольких песен мне становится хуево. Я бегу за занавес тошнить – рядом с Васей. Он вскакивает, подлетает ко мне.

– Ты что, охуел? Иди бери швабру и убирай. Я сегодня за клуб отвечаю.

Я смотрю на него и улыбаюсь. Мне вдруг становится легко. Сплевываю остатки блевотины, потом бью ему кулаком в морду. Он падает. Я иду танцевать дальше. В зале, похоже, никто ничего не заметил.

Вася встает, вытирает разбитый нос занавеской, выключает магнитофон.

– Все, пиздец дискотеке. Раз не хотели по-нормальному, то пошли вы все в жопу. А тебе вообще пиздец. Готовься.

– Э, это ты мне? – я смотрю на него, как на малого, который залупается на взрослых пацанов.

– Да, тебе.

Я хочу дать ему еще, но Андрюха меня оттаскивает. Всей толпой выходим из клуба.

– Ну что, пошлите к нам, раз так. Мамаша уже, наверное, спать легла, – говорит Анжела. – Зря ты его, конечно. Он теперь будет мстить.

– Пошли, конечно, – говорю я. Проблевавшись, я заодно и протрезвел, и теперь надо догнаться.

На кухне выпиваем еще бутылку «сивухи», потом я начинаю «крутить» Светку. Мы лежим у нее на кровати, я трогаю ее сиськи, которые вывались из бюстгальтера, но больше она ничего не разрешает делать.

В комнату без стука входит Анжела.

– Выйди, там пришли, хотят с тобой поговорить.

Я надеваю рубашку, выхожу на крыльцо. Меня ждут Вася и еще несколько мужиков.

– Привет, – говорит Вася. Трезвый я бы обоссался со страху, а пьяному все до жопы. И я говорю:

– Привет, если не шутишь.

– Я тебе, бля, счас пошучу, сука.

И начинают меня пиздить. Я даже не отмахиваюсь, только прикрываю лицо и голову, но они молотят по яйцам и по ребрам.

– Бля, перестаньте, пидарасы, скоты вонючие, суки, уроды, сволочи, гады, уй блядь, хуесосы поганые, еб ваш… уй, блядь.

– Ладно, хватит на первый раз.

И уходят.

Я встаю, отряхиваюсь, возвращаюсь в дом. На кухне за столом сидит Андрюха.

– Что, отпиздили?

– Ну.

– Зря ты лез, конечно. Да ладно. Давай лучше выпьем.

Он разливает самогонку по стаканам.

– Все эти хуесосы – продукт системы. Ты это понимаешь?

– Понимаю.

– Ну, так вот. Их создал совок, он их сделал, можно сказать. Они его прямой продукт.

– Ты хочешь сказать, что если бы не было совка, то таких уродов не было бы?

– Были бы все равно. Но меньше.

– Но все равно были бы?

– Конечно. Так заложено в природе. Давай еще выпьем.

– А где ты возьмешь?

– Анжела, иди сюда! – кричит Андрюха.

– Ты что, с ума сошел? Что ты орешь – ночь ведь? – она недовольно смотрит на него.

– Давай еще бухнем, у вас же есть.

– Не, вы че? Нам рано вста-а-а-вать, нет, нет, это нет. И вааще – вам пора уходить.

– Ну, тогда дай нам бутылку.

– А деньги? Мы и так с вас ничего не брали, а выпили столько.

– Ну, нет сейчас денег. Кончились. Принесу завтра.

– Ладно.

– И, это самое, еще хлеба там и сала.

– А губа не залупится?

– Нет, не бойся.

Она приносит бутылку сивухи, полбуханки хлеба и сало. Мы берем все это и выходим, не прощаясь и не сказав спасибо.

Садимся на скамейку возле чьего-то дома. Светает. Над рекой – туман, и трава мокрая. Пьем по очереди из горла: стаканов нет.

– Все говно, – говорит Андрей. – Союз говно, коммунизм говно, Перестройка говно, Горбачев хуесос.

– Да, – говорю я.

– Ну вот, видишь, и ты согласен, что все говно.

– Согласен.

– Давай тогда свалим на хер в Америку.