— Я хотел посмотреть, куда она зайдет, — пожал плечами Джейк. — Теперь жалко уже выбрасывать. Когда у нее все так хорошо получается.
— Жалко , — с отвращением сказала Сатурна, поддергивая черные резиновые перчатки для мытья посуды, сдернула булку с холодильника и швырнула в мусорное ведро. — Я бы так не сказала.
Инцидент с Радужной Булкой случился целую жизнь назад, а когда тебе двадцать три, как Джейку, это означает два–три месяца. Но сегодня Джейк с трудом пытался разобраться в прошедших выходных. Войдя в кухню, он обнаружил близнецов за столом — они обвисали на краях, утопив головы в мисках с хлопьями.
С приближением Джейка Торкиль приподнялся. С лица его текло молоко с корнфлексом, приставшим ко лбу и кончику абсурдно царственного носа.
— Ойоюшки, — выдал трель он и снова уронил голову в миску.
Это был сигнал Тристраму. Тот воздел свои лактирующие черты, разбрасывая промокшие хлопья. Проревев:
— ОЙОЮШКИ ХОХОНЮШКИ, — Тристрам снова нырнул в глубины первобытного завтрака.
С такими друзьями, подумал Джейк, кому нужны чужие?
Чужие. Кто бы мог подумать, а? О Бэби Бэби. Где она сейчас? Что она делает? Она ведь не с кем–то , правда? Эти антенны . От мягкого влажного касания языка к ноге Джейк подпрыгнул. И строго посмотрел вниз. Тьфу! Всего лишь Игги — пришел в знак приветствия понюхать хозяйские пальцы.
Игги в ответ тоже на него посмотрел. Да, это действительно его хозяин. Но пальцы на Джейковых ногах несколько видоизменились с последнего раза, когда он их изучал. Стали мягче, не такие заскорузлые. Неужели Джейк сделал педикюр? Игги был в шоке.
Зазвонил телефон. Никто не поддался. Телефон прозвонил снова.
— Я разделяю с Игги важное дружественное переживание, — проинформировал Джейк близнецов. — Не мог бы кто–нибудь из вас ответить?
— Мы разделяем важное дружественное переживание с компанией «Келлогг», — пробулькал в молокопродукт Тристрам. — Интенсивное, как не знаю .
— Ага, — произнес сквозь пузырьки Торкиль. — Все равно тебе звонят.
Джейк вздохнул:
— Пойдем, Иг. Нам предстоит снять трубку, птушта в этом доме нет никого в здравом уме, кому было бы можно доверять.
Звонил Тим, ведущий певец «Умбилики», еще одной ньютаунской группы. «Умбилика» была командой тяжелометаллической, специализировалась на громких звуках электрогитары, мачо–позах на сцене и плохих прическах, которые хорошо тряслись. Они слыхали новость про «Металлику», но ждали, как поступят в смысле волос другие ключевые металлические группы, — а уж потом важные решения будут принимать они.
— Тимбо, — сказал Джейк. — Как висит, старина?
— На самом деле — не очень. У меня большие неприятности. Думал удивить подружку на день рождения, который у нее завтра, и взять ее на «Крученый Ублюд» в Сиднейском развлекательном центре.
— Мне казалось, она ненавидит тяжелый металл.
— Ох, старик, ты не так уж неправ. Но раз тут такой особый случай и все такое, а Эбола Ван Аксель — типа, тотальный металлический бог, понимаешь, я подумал, что ее это, по крайней мере, возбудит.
— И я так понимаю, она нисколько не возбудилась.
— Ага. В смысле — нет. То есть, она вообще–то довольно–таки рассвирепела и давай со́сками плеваться. Сказала, что сто лет назад мне говорила, чего ей хочется на день рожденья.
— И чего?
— Ебсти меня, если я помню. Или, точнее, ебсти меня, если не помню. И теперь у меня сутки на то, чтобы попробовать сообразить, иначе я в говне по шею.
— Что ж, Тимбо, ничего себе сказочка. Хочешь присобачить ей какую–нибудь мораль?
— Черт. Чуть не забыл. Ага, стало быть, у меня есть два билета на «Крученый Ублюд». Очень дешево. Бесплатно. Жалко, если пропадут.
Джейк наморщил нос:
— Послушай, старина, я не хочу грубить или как–то, но понимаешь, Эбола Ван Аксель — не совсем моё. Этот человек — позор для нас, рок–звезд нового стиля, любящих и щедрых душой. Вот близнецам может быть интересно. Я у них спрошу. Повиси одну сек.
Джейк снова вбрел в кухню. Теперь близнецы на самом деле ели завтрак.
— У тебя корнфлекс на ухе, Торк. Вас не заинтересуют два билета на «Крученый Ублюд», завтра вечером?
Торкиль вскочил из–за стола, схватился за промежность, идеально портретируя Эболу Ван Акселя, и завизжал:
— Я отъебу тебя на стуле, отъебу и на столе, отъебу тебя повсюду, отъебу тебя везде.
— Патамушта я тебя люблю, бэй–би, и не смогу любить тебя еще. Йее, у меня огромный хуй, бэй–би, о бэй–би — ващщё! — Тристрам тоже вскочил — он отклячивал таз и размахивал над головой воображаемой гитарой. Потом не выдержал и захохотал. — Ох, мужик, этот парень легендарен. Нелепый, как не знаю. Что нам надеть?
Читать дальше