Андрей Бычков: П-ц постмодернизму

– Да, да, Коровин. Вы же его не толкнули.

Она соблазнительно засмеялась, переворачиваясь на спину, сгибая ноги в коленях.

– О, Коровин, если б вы знали, как я обожаю убийц.

"Как я обожаю убийц… – понеслось в его голове. – роскошная… голая… уже с поджатыми ногами… И обожает убийц!"

– Да… да… нет… да, – не в силах сдержаться, заговорил быстро он, делая шаг вперед и пытаясь присесть на корточки.

– Нет… нет… – ловко перекатилась она по траве и спокойно, уже его не боясь, накинула лифчик. – Прежде всего, попробуйте все-таки это сделать.

Она уже застегивала блузку, сжимая груди, отчего они выкруглялись над вырезом. Вот быстро нагнулась, подбирая юбку, и сильным движением натянула ее на ноги вверх.

– Я, знаете ли, Коровин, живая, – добавила, встряхивая волосами и заводя их обеими руками назад. – Посмотрите на меня… Я крови хочу!

Крепкая яркая, она держала теперь в губах заколку, насмешливо глядя на него. Он был не в силах отвести взгляд.

– Но ведь Пригов же мертв, – сказал он.

– Они же пробились кагалом.

– Что же мне теперь весь кагал?

– Хотя бы одного. Но своими руками.

Она повела плечом. Он почувствовал, как голова его идет кругом.

Ночь была лунная, Андрей Станиславович сел в троллейбус и помчался по ночному бульвару. Черные зубчатые, с башенками, здания закрывали луну, наезжали, прятали ее за стенами, под скатами крыш на чердаках, но упорно вырывался троллейбус из-под их черных крыл, устремляясь навстречу бледнолицему светилу. «Да, да, она всегда напоминает лицо, – удивлялся, как в первый день творения Коровин. – Вот и еще одна банальность. Но разве жизнь не состоит из банальностей? А если иначе, то кто же превращает в банальности жизнь? Тысячи тысяч лет, когда ты выходил из пещеры и видел предстающего пред тобою бога и называл его – Господин Луна, нет, его не скроешь за домами, и от него не спрячешься в НТВ, Господин Луна будет стоять за окном, как и тысячи лет назад, такой же совершенный, фаза за фазой достигающий своей полноты, о да, достигающий своей полноты. Да здравствует полнолуние, время обострения несчастий! Да здравствует солнечное затмение! Наперекор законам природы, нашептывающим, что полнолуние и затмение не совместимы, вперед, Коровин! О, присосавшиеся, как же вы забыли про смерть? И разве оно, несчастье, теперь не входит в вас и входит? Гребаные концептуалисты! Входит в вас и входит! Входит в вас и входит!!» И ведь это же я, Андрей Станиславович Бычков заражаю вас через слова. Бычков, а не Коровин! Выпуская себя на волю в троллейбусе или без троллейбуса, в метро или без метро, о, устроившиеся в удобных креслах постмодернисты, я все равно найду и настигну вас!

Вперед же мой Коровин! Мочи их всех подряд, этих постмодернистов, чего они там из себя корчат, чего выпятили носы, мочи их по носам, Коровин!

Андрей Станиславович подъезжал к Луне, она садилась в конце бульвара.

"Я же забыл спросить, как ее имя?" – вспомнил он о женщине в полях. Господин Луна, нежный и кровавый, усмехался: "Когда победишь великого демона, когда поразишь тысячеголового дракона, тогда она появится сама. Сама она появится…"

– Йо-хо-хо! – засмеялся Андрей Станиславович, вынимая из-за пазухи серп. – Жатвы много, да вот жнецов что-то маловато. Ну да ничаво, как говоривал бывало Бисмарку розановский ямщик.

И играл Господин Луна на серпе, порождая молодой месяц. Вместе с тобой, Андрей Станиславович, вместе с тобой! Ибо все твое еще впреди, ух, блистающее, эх, и порезвимся же, ух и душу отведем!

Виктор Владимирович Ерофеев, известный румынский писатель, читал. А зал, не дыша, с благоговением слушал. Про издевательства, про глумления, садистические убийства и казни. Но как бы не было страшно сидящим в зале, над самим залом стояла мертвая тишина, естественно, как знак внимания к творчеству выдающегося румынского прозаика. И лишь когда зачитал Виктор Владимирович про отрезанный хуй, лишь тогда вскричали на втором ряду стареющие красавицы, выделяя непроизвольно жемчуг мочи своей, маленькие искрящиеся бессмертные капельки страха в нижнее ажурное чистого шелка белье. Но строго взглядывал Виктор Владимирович на красавиц второго ряда из-под своих прекрасных рогатых с какими-то странными усами очков, и красавицы замирали опять, бессознательно удивляясь, зачем, о зачем на очках Виктора Владимировича вдоль всей оправы наклеены такие страшные мужские усы?

И когда наконец он кончил, на бис попросили прочесть про Сисина.