Андрей Бычков: Вот мы и встретились

Знаешь, в чем-то я подобна тебе. Так же, как и ты, я держу руки и ноги, когда сижу. Так же, как и ты, дышу. Так же, как и ты, я усмехаюсь, когда мне подают какой-то странный знак или начинают впаривать какую-нибудь херню, какое-нибудь нейро-лингвистическое программирование. Я иногда даже еле сдерживаюсь, чтобы не залаять, издеваясь в душе над гипнотизером. Ибо (да, ибо!) меня давно уже ничем не загипнотизировать (может быть потому, ты прав, что я давно уже устала от жизни). А вот раньше, бывало, я частенько впадала в транс, удивлялась по любому поводу. Отчего, например, так интересно каждое, по сути, мгновение? Даже вот это, незначительное, когда, например, некто просто прочитывает слово «незначительное»? Вот, оно только что исчезло, и теперь, когда его уже нет, кажется, что оно все еще длится, все еще в тебе живет. Может, в этом одна из сладостных загадок исчезновения? Что можно вот так, оставаясь, рассуждать о том, чего или кого уже нет?

Знаешь, когда я устала читать, я решила стать писателем. И я решила писать так, чтобы не знать, что будет дальше, куда будет двигаться мой рассказ. Чтобы это было чем-то похоже на путешествие. Ведь весь кайф в неизвестности, когда ты не знаешь, что с тобой будет дальше. Какое же путешествие без риска? Но для писателя оно обрывается, если вдруг по какой-то причине рассказ не получается, умирая на пол пути. А для читателя? Ведь читатель же не читает недописанные рассказы. Ты всего навсего потратишь время, если тебе не понравится рассказ и писатель тебя разочарует. Если окажется поддельной описанная жизнь, история – подтасованной, а сюжет – банальным. Вдобавок лживые, сомнительные чувства, разве что кое-где выпирает язык, а ведь от этого становится особенно противно, ведь ясно же, что мерзавец-автор не более, как любуется собой, ставит, так сказать, себе памятник. И не догадывается, бедняга, что такое надгробие не просветляет, и страннику, случайно забредшему на страницы этого кладбища становится еще тошнее. Ибо (да, ибо!) странник хотел отвлечься от тоскливой реальности и купил книгу, а там… все то же тошнилово. Нет, не уйти страннику от судьбы! А ведь наш депрессивный друг и в самом деле хотел было умереть в книге (чтобы, разумеется, воскреснуть в жизни).

Знаешь, я, пожалуй, все же расскажу тебе одну историю, отвлекаясь от этих туманных и довольно сомнительных рассуждений. Эту историю приводит в одной из своих книг мой любимый философ Жан Бодрийяр, одним из первых задумавшийся о вторичности всего, что с некоторых пор с нами происходит. Обычно я не пересказываю чужих историй, но здесь меня утешает то, что эта история не принадлежит и самому Бодрийяру, хотя он и не ссылается ни на какой конкретный источник. Вдобавок я расскажу ее на свой лад.

…

Эти три точки я поставила здесь не случайно, они, как ты догадался, должны выражать собой некоторую паузу в протекании, так сказать, времени твоего чтения, этого небольшого отрезка твоей жизни (ведь, читая этот рассказ, ты хоть как-то, но все еще существуешь; думаю, с этим трудно не согласиться). Эту паузу я вставляю не случайно еще и потому, что, как ты опять же догадываешься, я хотела бы кое-что тебе сообщить, ведь не случайно же тебя заинтересовало название этого рассказа, хотя, может быть, и не заинтересовало, и просто ты начал его читать «случайно», в конце концов дело не в этом, ты же читаешь, а значит, как бы смотришься в зеркало, и то, что ты сейчас там видишь, зависит, разумеется, только от тебя, это как бы твоя работа над собой, твой собственный рассказ, вот даже сейчас, как бы слегка отстраняясь от чтения, как бы над или под, там, где протекает твоя и только твоя бессознательная и потому истинная жизнь, с которой не сравнится никакой из рассказов и романов, какими бы яркими чувствами не расцветил его автор. Что это в сравнении с тем, что испытываешь ты и только ты? Да, твоя и только твоя история еще имеет смысл. Увы, к ней иногда так трудно пробиться, чтобы понять, что же с тобой происходит на самом деле и куда течет твоя жизнью. Чтобы увидеть, что же мешает ей протекать счастливо, не прислушиваясь к тем печальным прибрежным голосам, что напоминают о прошлых неудачах, поражениях и других скорбных, и может быть, даже и необратимых событиях, к тем голосам, чей глухой подземный гул звучит, вероятно, в душе каждого, громче или тише, и счастливы глухие . Но быть может, сейчас ты подходишь к разгадке совсем близко. Возможно, ты что-то уже замечаешь в себе, хотя и не знаешь.