Иэн Уотсон: Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)

Лицо у него было волевое, с прямым римским носом и жестким, выдающимся подбородком. Глаза – линяло-голубые. Волосы – каштановые с рыжеватым оттенком, как будто время от времени корни получали инъекцию более насыщенного пигмента. Когда Алекс сидел, то сидел почти неподвижно и выглядел при этом решительным и целеустремленным. Когда двигался, движения получались резкие и порывистые, хотя и не обязательно эффективные. Со временем Алекс надеялся достичь компромисса между двумя этими состояниями.

Будучи студентом отделения социологии Орегонского университета в Юджине, он часто размышлял над тем, как странно, если брать психологический аспект, проявляется порой протест против дома и родителей. Алекс искренне верил, что его учеба в Юджине есть не что иное, как протест против метания кожей и всего такого. Он объективно, сточки зрения формирования ценностной ориентации, групповой динамики и идеологии, изучит феномен собственного воспитания. Выявит скрытые пружины, приводящие в действие механизм горной коммуны сервивалистов. И потом, совершив все это и став полноценным, свободным от страха и избавившимся от гнета фатума человеком, он унаследует весь внешний мир.

Однако в данный момент Алекс Уинтер готовился стать членом сообщества куда более странного и экзотического, чем любая сервивалистская деревня, сообщества, созданного с целью уяснить, возможно ли выживание как таковое вообще: выживание любой цивилизации.

Из нового миллениума Алекс Уинтер бежал в далекое прошлое. Бежал, прокрутив календарь назад, к году 323-му до н.э.

Он приближался к воротам Вавилона. И оттуда до нулевой точки было, конечно, куда ближе, чем из любого места Орегона. На любимой карте Митча юго-восточная Аризона представляла собой большое черное пятно.

Ну и пусть – Алексу не было до этого никакого дела. В его воображении место назначения укрывал огромный магический купол. Может быть, он наконец-то вырвался за рамки своего воспитания?

Если только на некоем более фундаментальном уровне не уступил ему окончательно.

Что ж, думал он, поживем – увидим.

Кстати, данный отчет составляет сам Алекс. И пишет его на греческом, на покрытых воском деревянных дощечках.

Они пересекли аризонскую пустыню, выплывая из тумана, в котором пребывали последние дни. В головах вертелись, кружились и сталкивались фразы и слова общего для всех универсального языка – греческого.

В ховеркрафте было сорок пассажиров, и после курса ускоренного обучения мозг каждого напоминал котел с кипящим, булькающим, пенящимся варевом. На протяжении последней недели их пичкали какими-то препаратами, погружали в гипноз и подключали к компьютерам. Покоя не давали даже во сне: записанные на высокой скорости голоса пищали, как свистящие дельфины.

Пассажирам сказали, что к тому времени, когда они прибудут в Вавилон, в головах у них прояснится. Внедренные знания осядут толстым слоем на дно мозга, и повседневное сознание станет кристально чистым и совершенно аттическим.

За окном, возвышаясь над чахлой растительностью, промелькнула пара кактусов сагуаро. Мертвенного вида окотильо и кустики с чахлыми, ломкими веточками напоминали кораллы на дне моря, высохшего так давно, что почти все, обитавшее в нем когда-то, обратилось в пыль. По крайней мере так казалось после буйной растительности Орегона. Впереди – ни кусточка, ни травинки. Голый, изрытый оспинами, под стать лунному пустынный пейзаж выглядел несколько искусственным, как будто его намеренно выскоблили, дабы создать полосу ничейной земли между родной растительностью Америки и пришлой Вавилона. Алекс вспомнил, что именно здесь находится старый артиллерийский полигон Люк-Уильямс, а всю здешнюю растительную жизнь давным-давно извели ракеты и снаряды.

По соседству с полигоном располагался еще один необитаемый сегмент штата, индейская резервация папаго. На севере резервации когда-то пытались развивать пастбищное скотоводство. После того как усилия не дали результата, саманные деревушки Хикиван и Вайя-Чин постепенно обезлюдели. Эту информацию Алекс получил во время инструктажа, еще до того, как преподаватели греческого взялись за них по-настоящему. Информация осталась, только пользы от нее было мало.

Вдалеке виднелись зубчатые вершины совсем не вавилонских гор. Если бы в Ахо, на юго-востоке, еще пыхтели медеплавильные печи, Алекс вообще бы ничего не увидел из-за застилающего небо сернистого дыма.