Элмер Мендоса - Любовник Дженис Джоплин

Сквозь легкий туман Давид наблюдал, как многие пошатывались после долгого потребления мескаля местного производства. Тогда он закрыл глаза и погрузился в ощущения чуть влажного ушка Карлоты, ее притиснутых к нему ног, аромата волос. «Ах, как я хочу тебя в жены, — думал Давид, — давай уйдем сегодня вместе прямо ко мне домой, или сбежим в Дуранго, или в Кульякан, туда добираться ближе, можем полететь на самолете или даже уехать верхом!» Карлота Амалия полегоньку подогревала его пыл; нельзя сказать, чтобы сосед вызывал у нее восторг, но, во всяком случае, не был неприятен — довольно привлекательный, опрятный. Жалко только, что ненормальный. Опять же, помолвка с Рохелио Кастро лишила ее возможности заигрывать с другими парнями; два заезжих молодца, не пожелавшие считаться с местными обычаями, уже поплатились жизнью за это. Когда она была совсем маленькой, Давид ей очень нравился, но по мере взросления Карлота стала обращать внимание на его странности и недостатки, о которых говорили люди и которые делали юношу таким непохожим на всех остальных: постоянно открытый рот, слишком крупные передние зубы… Жаль, жаль! Однако сейчас Карлоте хорошо с ним; она не собиралась заходить так далеко, но поддалась упоительному танцу, который возбуждал ее все больше; в итоге ей даже пришлось начать разговор, чтобы сохранить хотя бы видимость соблюдения приличий.

— Я слышала от Дуке, что ты убил трех диких кроликов подряд тремя камнями. Ты в самом деле умеешь так метко бросать?

— В общем, да, более или менее. — Давид прикидывал в уме, сколько у них могло бы родиться детишек; пожалуй, четверо: две девочки и два мальчика.

— Аты любишь кроличье мясо? — не унималась Карлота.

— Люблю. — Лучше шесть девочек и шесть мальчиков. — А оно тебе больше нравится тушеное или жареное?

— Тушеное, а тебе?

— Жареное. А ты можешь попасть камнем в крысу с десяти метров?

— Не знаю, не пробовал.

— А в тарантула?

— Ну, этих тварей я просто давлю ногами!

Давид совсем потерял голову, все недавние сомнения и неуверенность куда-то улетучились. Он держал в своих объятиях неземное тело женщины и наслаждался ощущением приближающегося оргазма. Карлота, чувствуя его мужскую упругость, спохватилась — это уж слишком, всему есть предел, лучше продолжить беседу о кроликах, однако, с другой стороны, ей тоже стало невмоготу сдерживать себя, да их и не видит никто, они танцуют в темном уголке, а потому позволила ему вести себя все дальше, дальше, дальше… Внезапно Давид, достигнув кульминации, круто выгнулся у нее в руках, так, что, казалось, позвоночник вот-вот переломится. Сильно запахло спермой, и немного испуганная Карлота успокоительно погладила его по шее:

— Ну, что ты, что ты…

Давид замер на несколько мгновений, потом возобновил танец, механически переставляя ноги, тяжело дыша, без тени улыбки… В этот момент кассета закончилась, и Карлота чуть отстранилась. Ей следовало раньше остановить его, ведь они даже не дружат. Впрочем, никто ничего не заметит, кому есть дело до деревенского дурачка! Бедняга…

Времени было около восьми вечера. Двор едва освещался тремя качимбами на солярке. Давид все не отпускал Карлоту, хотя остальные пары разошлись на перерыв.

«Она любит меня, я отведу ее к себе домой и буду содержать на деньги, что зарабатываю на лесопилке, а если Рохелио Кастро воспротивится, мы уедем в Тамасул, куплю ей одежду, а жить пока будем у тети Альтаграсии!» Однако прежде, чем зазвучала обратная сторона кассеты, их разъединил не кто иной, как сам Рохелио Кастро.

— Это еще что за хренотень? Ты что себе позволяешь, козел, недоумок? Забыл, кому принадлежит эта телка? — Он оттолкнул Давида. — Или ты не знаешь, что ее никому, кроме меня, лапать не позволено? — Давид словно язык проглотил. Она вместе учились в начальной школе, и Рохелио уже тогда был порядочной скотиной.

— Перестань, ничего не было! — вмешалась Карлота.

— Тебя не спрашивают! — отрезал Рохелио; от него разило перегаром и марихуаной, и девушка отошла всторону — а что ей оставалось делать? Она понимала, что совершила ошибку; как бы ни хотелось, ей запрещено танцевать даже с деревенским дурачком. Давид словно окаменел, изо всех сил сдерживая внезапные позывы испражниться. Рохелио, наоборот, постепенно успокаивался.

— Всем известно, что эта девчонка принадлежит мне со всеми потрохами, я ее упаковал и опечатал! — В глубине души ему даже стало немного жаль Давида: придурок убогий, ну что он мог ей сделать!

Читать дальше