Джо Фауст - Дьяволы Фермана

Я молчал.

— Тебе нечего сказать мне, Боддеккер?

Я кивнул. Я понимал, что она ожидает извинений, и попытался сформулировать подходящую фразу. Мне даже показалось, что я преуспел. Вот только по пути мои мысли каким-то причудливым образом преобразились и сорвались с губ словами, о которых я пожалел, едва они достигли моих ушей.

Я сказал:

— Бэйнбридж, ты выйдешь за меня замуж?

В другом месте и в другое время это могло бы оказаться забавным. Сейчас же Бэйнбридж оскорбленно переспросила:

— Что?!

Я окончательно застопорился. Шутка вышла не лучше той, что я выдал Джен. Вдобавок Бэйнбридж не знала, что произошло в Принстоне. Дальнейшая беседа о браке и детях не принесет мне никакой пользы. Так что я быстро осекся, и это еще более разожгло ее праведный гнев.

— Я не понимаю. Правда, не понимаю. Ты мне не звонишь. Ты вытираешь об меня ноги. А потом выдаешь такие вот вещи. Я тебе не слишком-то нравлюсь, а, Боддеккер?

Совершенно верно — если кто-то желает знать правду. Говоря откровенно, она сама повесилась мне на шею и болтается там уже несколько месяцев. Один раз я проявил к ней участие, и это обернулось для меня кошмаром. По-хорошему, мне следовало бы сказать нечто вроде: «Бэйнбридж, не то чтобы я тебя больше не любил… Я никогда тебя не любил». Интересно, почему люди не могут оставаться просто друзьями?

— Честно, — продолжала Бэйнбридж. — Я не понимаю. Не знаю, что и думать. Прикажешь мне сидеть и обрывать лепестки с цветка: любит — не любит, любит — не любит…

Я невольно стрельнул глазами в сторону розы и так совершил очередную ошибку. Бэйнбридж, как ястреб, проследила за моим взглядом и увидела цветок. И тут же растаяла.

— Боддеккер, — пролепетала она, прикасаясь к розе. — Тебе не следовало…

Я и не собирался, подумал я. Я вспомнил о тебе постфактум. Случайно.

Бэйнбридж принялась нянчиться с розой, будто с мягкой игрушкой.

— О, она такая красивая, — щебетала она. — Как настоящая. О! Она красная — на любовь.

— На любовь? — Я сглотнул.

— Ты что, не знаешь? Красная — значит, любовь. Желтая… Ну, для чего-то там еще. И белая — тоже для чего-то. — Бэйнбридж увидела, что я окончательно растерялся. — Ладно, не важно. Откуда ты ее взял?

— Э… Весельчак — уборщик с первого этажа. Он делает такие вещи.

— Такая красивая, — повторила Бэйнбридж. — А ты такой заботливый. А я так ужасно себя вела. О, Боддеккер, извинения приняты.

В очередной раз я оказался в идиотской ситуации. Бэйнбридж просила прощения за свое недопустимое поведение и восхищалась моим великодушием. Все, что мне оставалось, — сидеть с кретинским выражением на лице, время от времени вставляя: «Ах… Ну… Э-э…», и параллельно размышлять, как бы половчее выпутаться из всего этого.

Потом Бэйнбридж сказала:

— Я должна блюсти себя. Поэтому я никогда не завязывала ни с кем серьезных отношений, понимаешь? Я заканчиваю колледж, и там, конечно, есть парни, но ты же знаешь, каковы они в этом возрасте. Жуткие сексуально озабоченные скоты. Боже, я уверена, что ты знаешь — потому что сам таким был. Но ты уже повзрослел, Боддеккер, и выше этого. Поэтому я знаю, что ты способен понять мои чувства…

Я попытался отвлечься от этой изощренной пытки и углубился в собственные мысли. С одной стороны, все обернулось к лучшему: мне больше не приходилось придумывать оправданий своим недопустимым действиям. С другой стороны, монолог Бэйнбридж с каждой секундой раздражал меня все больше. Спас положение Гризволд — делопроизводитель нашей группы. Он сунул голову в мой кабинет и предупредил:

— Пошли, ребята, собрание через пять минут.

— Спасибо тебе, Гризволд, — сказал я абсолютно искренне. Потом перевел взгляд на Бэйнбридж. — Нам пора.

Я вышел, ухитрившись не коснуться Бэйнбридж, что было непросто. С тех пор как роза Весельчака настроила ее на мирный лад, она льнула ко мне, изыскивая любую возможность для физического контакта. По пути Гризволд вспугнул Хотчкисса, который сидел в своем кабинете, мрачно глядя на часы. В ответ на призыв коллеги он поднял голову и отозвался:

— Хорошо, хорошо. Иду навстречу концу света.

Мы вчетвером направились к лестнице, спустились на тридцать пятый и вошли в громадный конференц-зал одними из последних. Двое из трех «стариков» — Левин и Харрис — сидели за столом в глубине маленького амфитеатра. Рядом находились Финней и Спеннер, два старших партнера и наследника Пембрук-Холла, чьи имена, по слухам, скоро возникнут в списке руководства компании. Я пропустил Бэйнбридж вперед, она спустилась на несколько ступенек и уселась на единственное свободное сиденье за столом в двух рядах от двери. Сообразив, что натворила, Бэйнбридж послала мне беспомощный взгляд; роза все еще пламенела в ее руке. Я пожал плечами и остался наверху. Гризволд последовал за мной, и мы заняли места за столом, где уже восседали братцы Черчи. Хотчкисс застыл у самой двери, хотя свободные места еще оставались. Мне стало не по себе: кажется, я каким-то образом здорово его уязвил. Этот уик-энд выдался неудачным для всех нас.