— Слушай, пошли на улицу! — закричал в ухо Полу тот, что с дредами. — Тут не слышно ни хрена!
Они наскоро расплатились, взвалили на плечи баулы и крабами выкатились на улицу. На углу, у Главпочтамта, под б ликующими неоном рекламными вывесками играла группа. На ступеньках — несколько густо накрашенных девочек.
— «Она — как солнца свет, ей девятнадцать лет…» — завывал длинноволосый солист.
— Нет, это все-таки самый лучший возраст для девочки, — сказал тот, что с дредами.
— Не, — изрек немногословный. — Позволь тебе возразить. В восемнадцать девочки — самые аппетитные, они на вкус как шоколадные сырочки. Потом только хуже.
Странная компания прошла через подземный переход и оказалась в Камергерском переулке. Яркие фонарики подсветки МХАТа, втиснутые в брусчатку переулка, превращали тени прохожих в громадных скачущих насекомых. Напротив театра вычурно одетая вечерняя молодая публика толкалась, передавала по кругу бутылки с пивом, смеялась короткими смешками, а огоньки зажигалок, сопровождающие первые затяжки сигарет, на мгновения вырывали из тьмы их невинные и пьяные лица.
Музыканты разместилась на свободной лавочке, и Пол снова заиграл ирландские песенки. Потом, на радость честной компании, зазвучали песни «Битлз» и Боба Марли. Начали собираться слушатели. Одна сердобольная парочка иностранцев даже приготовила было для него десятирублевую купюру, но, передумав, убрала деньги.
…Нужно сказать, что Пол был во всех отношениях правильный человек. И он сделал в своей жизни только одну непоправимую ошибку: в двадцать лет окончательно и бесповоротно повзрослел. Повзрослел настолько, что не только устроился на хорошую работу, но и, неожиданно для себя, начал получать удовольствие от общения с родственниками. Полюбил свою машину и стал заботиться о ней, как о женщине, а еще — обставлять милую квартирку, подаренную родителями. Выходные мог убить на то, чтобы после тщательного мониторинга в Интернете съездить в строительный магазин ради струны для штор или нового смесителя. Целую неделю мог раздумывать над цветом мягких подушечек для кухонных стульев. Даже в Москве он часто вспоминал о своей квартире и тосковал. Но только до сего момента, когда в умытом виски и пивом мозгу вдруг всплыли дни его безумной молодости.
— До чего же охеренно родная душа! — кричал Полу тот, что с дредами. — Мы могли бы вместе играть!
— Он — русский, русский! — вопил лысый. — Только притворяется!
Немногословный сбегал еще за бухлом. Вернувшись, застал лысого в исступлении целующим Пола в щеки. Пол что-то мычал. Все одобрительно мычали в ответ и были в приподнятом настроении.
— Э! Ну пора, мужики, пора, — сказал немногословный, самый трезвый и ответственный. — У нас поезд!
— Я провожу вас, черт возьми, — сказал расчувствовавшийся Пол и повис на шее у того, что с дредами.
В метро они еще чего-то выпили, ватерлиния была преодолена, чаша переполнена — Пол превратился в нечто, напоминающее йогурт. На вокзале он уже не держался на ногах.
— Я поеду с вами! — тщательно артикулируя, сказал он, сорвал с шеи галстук и кинул на железнодорожное полотно. — Мы ведь едем на остров?
— На остров наслаждения, — поправил его лысый.
— А у него паспорт есть, интересно? — сказал немногословный. — Эй, у тебя паспорт есть?
В ответ Пол затянул какую-то ирландскую балладу и принялся приплясывать. Поезд тронулся. На вокзале стоял тот терпкий запах перемен, который будоражит кровь каждому путешественнику и заставляет мурашки бегать по телу, как паникующие войска.
Трое закинули в тамбур свои рюкзаки и гитару.
— Шпиона американского возьмете? — крикнул лысый тетке-проводнице.
— Затаскивай своего шпиона! — пожалела она. — Не выбрасывать же его!
Когда тело оказалось в вагоне, тетка без всяких стеснений и глупого жеманства заявила:
— Полторы тысячи за человеческий материал, или двести гривен. — Улыбнулась, плотоядно блеснув золотым зубом. — Давайте!
У иностранца означенная сумма нашлась. Тетка на радостях засветила лысому в грудь кулаком.
— Ну что, вы нам для него местечко дадите? — спросил самый разговорчивый, то есть тот, что с дредами.
— Та-а-а, какие места! — ответила тетка. — Побойтесь, блин, Бога, киньте его на третью полку, и чтоб потише!
Так они и поехали. Интеллигентно, как велят правила элементарного гостеприимства, друзья водрузили Пола на третью полку.
— Э, а что это третьи полки у вас рифленые, как стиральные доски? — запротестовал было лысый.
Читать дальше