Георгий Злобо - Румбо

Как ты, в сущности, жалок со стороны. Как все мы жалки и безличны.

Как гадок притягивающий нас свет…

Новое наимерзейшее ощущение: перестал отличать притягательное от отталкивающего. Оооо, нет… разум, вернись! Хочу рубить мясо! Верните мой поезд, мчащийся к счастью! Хочу ещё, ещё, ещё…

Куда там, разбежался. Есё, есё… тебе хуй дадут пососать, вот что ещё: женские голоса в голове. Откуда они?..

Какой это мерзко, чуждо и глупо.

Отупляюще.

В этой кромешной заснеженной тьме с кровососущими колоннами, где огонь на ощупь не отличим ото льда, а рвота пахнет ландышами, никогда не отыскать ручку настройки. Здесь просто нет смысла искать её: здесь всё потеряло смысл.

Так надо ли идти на свет?

Свет в руках как сигарета, укорачивающая жизнь.

Так приятно курить её, что можно пренебречь этим светом.

Но чем ближе свет, тем выше сугробы.

Ага. Это уж верный сигнал, что туда тебе и надо: там, где труднее. Там, где великому испытанию предстанет твой дух.

Сказал себе — и двинулся дальше.

И шёл через снег к свету.

Свет скоро стал так близок, что стал слепить. Он отражался от снега мириадами жалящих искр и выжигал сетчатку. Но сворачивать было уже поздно: слишком далеко он зашёл.

Прикрыв руками глаза, пробирался в снегу по пояс.

Невозможно понять, даёт ли этот свет тепло.

Судя по снегу — нет. А судя по вздувшимся на открытых участках кожи волдырям — очень даже.

Поразительным является то, что свет этот слепит, но ничего вокруг не освещает: на расстоянии вытянутой руки со всех сторон по-прежнему царит тьма!

Что, если скрыться в снегу от света? Надолго ли хватит сил? И потом, ползти всё же надо куда-то. А куда теперь поползёшь? Только обратно: в могилу.

Главное, пореже натыкаться на колонны, возникающие, словно тени из тьмы и сосущие кровь: каждая встреча с ними подобна нокдауну. Обессиливает. Буквально, сбивает с ног.

А ведь Румбо и сам — кровосос.

Несладко находиться среди себеподобных, но более сильных особей. Приходится извиваться, словно червь на крючке: радиация, похоже, на них не действует. Здесь вообще не-человечий мир. Здесь царит Ужас.

Выбившись из сил, сел в снег, прикрыв голову завёрнутыми в полы халата руками. Жжёт даже сквозь халат. А кажется: щиплет морозцем.

Пробовал есть этот снег — и сразу проблевался.

И так понравилось это ощущение блёва, что стал жадно запихивать в обожжённый рот горсти его — чтоб тотчас выметнуть с истошным кашлем обратно.

Всегда любил в женщине горечь. Вычитывал её в обольстительном взгляде: если горе глядело из смеющихся зрачков — это была твоя женщина. Мать и дочь в едином лице: инстинкт, что поделаешь. Научись же использовать во благо себе свои инстинкты, Румбо, научись находить оба конца каждой у палки.

Сидел в снегу и ощупывал палки, замотав халатом голову.

Не мог понять, где у какой конец.

Вдруг испугался: уж не хуи ли чьи-то эти палки?!

Замёрзшие хуи его незадачливых предшественников? Память заблудших предков? Потерянные гениталии биоконструктора.

Рвался через сугробы то и дело падая, задыхаясь, выстанывая проклятия слепящей как лазер Звезде… бежал… куда?.. зачем?.. с какой целью?..

Вернуть свою страсть, которой здесь и не пахло?

Назло врагам, что равнодушнее камня?

В сиюминутном восторге прозрения? В вечном отчаянии сна?

Он шёл, шёл и шёл.

Пел, стонал, говорил сам с собой.

Падал — ему это нравилось. Ел снег как хлеб. Блевал — тоже здорово.

Спал на ходу и шагал как лунатик.

Лысый череп вонял жжёным мясом.

Волдыри на руках разговаривали с ним из-под фартука:

— Кут-куда ты идёшь, Румбо? Кут-кут-кут-кут-кут-куда?

— Ссать на провода, — плакал тот, извиваясь, словно от щекотки; у него наблюдалась каменная эрекция на фоне полнейшего отвращения к сексу как к проявлению жизни.

Попробовал мастурбировать и после титанических усилий кончил сгустками крови, взвыв от скрючившей тело мучительной судороги.

Будь проклят этот свет!..

Как можешь говорить это ты, многократно возлюбивший жизнь?!

Но это чужой свет. И это не моя жизнь.

Но чья же? И так ли она в самом деле ценна, как кажется?

В ценности этой и есть главная уловка: она раздута, как пузырь в наших глазах. Заглотали крючок, и насадились на шлямбур по полной. Теперь не соскочишь: кишка тонка.

Тонкие кишки могут порваться от чрезмерного давления. Утолщай кишку постепенно, не торопись: скорость востребована при ловле блох, как известно. Один раз перенапряжёшь — травма — пропущенные тренировки — вот ты и попал к Сатане в лапы! (здесь следует смеяться, смеяться, смеяться… смеяться до тех пор, пока позволено.)