– Но я люблю его.
– Конечно, милая, ты его любишь. Передай мне, пожалуйста, сахарозаменитель.
Когда Карен ушла из столовой, Лидия сказала своим сослуживцам:
– Так всегда и бывает. Влюбишься в человека, а потом выясняется, что у него явно что-то не то с головой. Ну а ты-то уже влюбился, и что теперь делать?! Бедная Карен…
Впрочем, разбитое сердце Карен оставалось разбитым недолго. Не прошло и двух лет, как она собралась замуж за парня, который делал скульптуры из картонных коробок для фестиваля «Горящий человек» в пустыне Невада. Жизнь продолжалась. Бартоломью становился все мрачнее и зануднее с каждым годом. Люди вообще перестали пользоваться обычными телефонами. Все перешли на карманные компьютеры, даже в самых бедных странах третьего мира, где сотни людей умирали от голода ежегодно. Языки пришли в полный упадок, количество слов сократилось до минимума, да и сами слова стремились к предельной минимизации, так что сбылись худшие опасения Бартоломью: язык умирал. Люди начали разговаривать фразами текстовых сообщений, и еще до того, как Бартоломью исполнилось пятьдесят, язык вернулся на тот примитивный уровень, с которого все начиналось у первобытных костров. Бартоломью сам не знал, почему до сих пор не уволился из редакции. Его корректорские потуги были давно никому не нужны, но как гласил девиз рода Глогов: «Кто-то должен поддерживать стандарты».
Тот день начался как обычно. Бартоломью сидел у себя в кабинете и занимался работой, не нужной никому, кроме него самого. В самом начале обеденного перерыва мимо корректорской прошла Карен со своей дочкой, которая к тому времени была уже в подростковом возрасте. Сквозь открытую дверь Бартоломью было слышно, как Карен беседует с дочерью – для него их разговор прозвучал, словно речи тасманского дьявола из мультфильмов про Багза Банни. Карен заглянула к нему в кабинет и произнесла:
– Буга-буга-уга-уг?
Она спросила, не хочет ли Бартоломью пойти с ними в столовую, но тот не понял ни слова. Он покачал головой, мол, ничего не понимаю. Все сослуживцы ушли на обед, и Бартоломью остался в редакции один. Обеденный перерыв закончился, однако никто из коллег не вернулся. Бартоломью сидел в полном недоумении. Потом выбрался из кабинета и прошел по всему этажу. Никого. Странно. Бартоломью спустился на первый этаж, вышел на улицу. Ни единой живой души. Очень странно. Бартоломью обошел весь район – город как будто вымер. В пустых барах работали телевизоры, но даже на телеэкранах царило полное безлюдье: пустые автомагистрали, пустые футбольные стадионы, абсолютно пустая студия новостей на Третьем канале.
Бартоломью вернулся в редакцию, поднялся к себе в кабинет, сел за стол и принялся обдумывать ситуацию. На самом деле он был доволен и счастлив. Сбылась его самая заветная мечта – все люди исчезли, и никто больше не станет издеваться над языком! И все же хотелось бы знать, куда все подевались. Просто ради любопытства. Бартоломью переключил свой компьютер в режим телевизора и увидел, что в студии новостей на Третьем канале все-таки появились ведущие:
– Привет, вы смотрите новости на Третьем канале. С вами Эд
– Конни…
– И Фрэнк. Этот выпуск идет в эфир в записи, и если вы его смотрите, это значит, что Вознесение все-таки состоялось, но вас на небо не взяли.
– Знаешь, Конни, телезрители, наверное, удивляются, почему мы сейчас говорим вот так… ну, как мы сейчас говорим.
– Ты имеешь в виду, так, как все говорили в начале двадцать первого века, а не на современном наречии, созданном на основе текстовых сообщений?
– Да, Конни, да. Именно это я и имею в виду.
– [хихикает] Я тебе объясню почему. Потому что сейчас нас смотрят только те люди, которые остались. Те, кто не смог приспособиться к новому языку. А все остальные уже вознеслись. Язык как средство общения прошел долгий путь…
– Это да!
– Раньше все было так сложно: слова, предложения, грамматика, правила орфографии…
– Сам черт ногу сломит!
– Даже обе ноги!
– [все смеются]
– Но со временем люди набрались ума, и стали строить свою разговорную речь по принципу сокращенных текстовых сообщений, и постепенно вернули языку его изначальную форму, составленную из простых выразительных звуков, бормотаний и хрипов. Люди начали возвращаться к своему первозданному естеству. Вспомнили свои корни, свою исконную природу. Они стали более подлинными… натуральными…
– Настоящими.
– Да, Конни, спасибо. Я как раз вспоминал это слово. Более настоящими. Более аутентичными.
Читать дальше