Владимир Козлов - Школа

– А-а-а. Ну тогда все, жопа Крюку, два года без баб и без водяры – это охуеть надо, да?

– Ага. Ты где выходишь?

– На Моторном.

– Ладно, я до Рабочего. Давай.

– Давай.

Родоков дома нет. Говорили, что пойдут в гости-и хорошо. Включаю магнитофон – родоки мне купили «Электронику-302», типа, ко дню рождения, хоть до дня рождения еще две недели. Кассет у меня пока почти нет, записал только в ларьке звукозаписи около ГУМа два альбома «Кино»: первый и второй. Кассеты – дефицит, так я, чтоб не брать у Белого «ТэДэКа» по пятнадцать, когда госцена восемь, отдал в запись те, которые продавались с магнитофоном. На них было какое-то говно записано.

Врубаю магнитофон на всю громкость, чтоб было слышно из кухни, и иду жрать. Хоть он у меня всего неделю, соседи уже ныли мамаше, что громко. Я мамаше сказал, что буду слушать тише, и при родоках особо громко не включаю, зато, когда один – громкость до конца.

В холодильнике, в большой зеленой кастрюле – борщ. Мамаша в ней все время варит борщ, сколько себя помню. Снимаю крышку – в нем плавают капли застывшего жира. Зажигаю газ, наливаю борща в железную миску, ставлю на газ. В кастрюле почти ничего не осталось, только торчит в капусте большая картошина. Ненавижу картошку в борще, но мамаша говорит, что без нее он будет кислый.

Иду в туалет посцать. Возвращаюсь – борщ кипит. В комнате магнитофон орет:

Я отрезаю хлеба от буханки кирпичиком. Тарелку борща на голодный желудок – за счастье.

Скоро Восьмое марта, бабы с пацанами с класса хотят собраться. А седьмого – первая игра чемпионата по футболу. Нормально. И баба эта с курсов, Инна, тоже ничего. Вот бы ее раскрутить.

Я представляю себе, как раздеваю ее, – расстегиваю и снимаю джинсы. У меня встает, и я дрочу.

Родоки приходят в одиннадцать. Батька – бухой в жопу, мамаша – злая как черт.

– Я больше с тобой никуда не пойду! – орет она в прихожей. – Ты меня позоришь! Как ты себя вел в конце?! Набросился на торт и съел, наверно, половину! А об остальных ты подумал?! – Батька молча лыбится – ему давно все до жопы.

– Зачем ты ему все это говоришь? – спрашиваю я. – Он же пьяный. Ему сейчас что говори, что не говори – бесполезно.

– А что, я должна терпеть все эти его выходки и молчать? Это ты мне предлагаешь? Ты мне его не защищай, лучше подумай, как самому таким не стать.

– Я его не защищаю, просто говорю, что это бесполезно.

Батька проходит в комнату, снимает штаны и садится на диван. На нем красные трусы в цветочек и серые носки – почти до колена. Мамаша берет с батареи халат и идет в ванную переодеваться.

– Все о кей, сынуля, – говорит батька. – Все о кей.

– Да, само собой.

– Ты, знаешь, что… поставь музыку, ладно?

Я ставлю «Группу крови». Батька вихляется на диване в такт, дергает сухими волосатыми ногами. Мне неприятно. Я жму на «стоп».

– Не то ты сделал, – говорит батька. Голова его болтается, он сейчас заснет.

Я отпросился с уроков на суд над Крюком. Мог бы не отпрашиваться, просто засимулять, но хотелось повыделываться перед классной. Она минут пять почитала мне морали – типа, надо правильно выбирать друзей, и всякое такое, – потом отпустила.

Подхожу к остановке – Батон и Йоган уже там. Больше никто из пацанов не пришел, хоть и обещали. Когда узнали про залет Крюка, все орали – бабок соберем, на суд придем. А как пришлось – не то что бабок, даже на суд не пошли своего пацана поддержать.

Молча жмем руки, закуриваем. Нечего тут базарить – настроение говняное. Погода тоже херовая – солнца нет, все серое, мокрое.

Подходит троллейбус, мы заходим и садимся на сиденья в конце, лицом к заднему стеклу, смотрим в окно.

На Менжинке пацаны с одиннадцатой школы убирают улицу. Они швыряют снег на дорогу, стараются попасть по машинам. Их классная орет, а они только лахают.

В суде ходим по коридорам, ищем, в какой комнате будут судить Крюка. Заглядываем в один кабинет – там сидит за печатной машинкой молодая баба с большими грудями. Я спрашиваю:

– А где будет суд над Крюковым?

Она смотрит у себя в бумагах и говорит:

– Зал номер три.

В зале еще никого, только толстая тетка в норковой шапке и с большой брошкой.

– Вы кто такие?

– Мы друзья Крюкова.

– Подождите в коридоре, его еще не привезли.

Садимся на стулья. Подходит мамаша Крюка.

Мы говорим:

– Здрасьте.

Она не отвечает, садится рядом.