Крэг Клевенджер - Человек-змея

Ещё до Флетчеров я находил множество подходящих по возрасту пар, но у всех, как назло, оказывались азиатские или испанские фамилии. Польскую пару со спутанным клубком согласных на конце фамилии я на всякий случай записал: вдруг пригодится, армянскую — категорически отверг, равно как и всех Нгуенов, Вонгов, Гонсалесов и Родригесов. Нужно английское имя.

Тюрьма меня пугает. Шоковая терапия пугает ещё сильнее. А ещё рубашки из парусины с длинными, до колен, рукавами. В городке, где я вырос, была психбольница. Каких только историй я не наслушался: самые тяжёлые больные ходят под себя, им не дают лекарства или, наоборот, закалывают аменазином до бессознательного состояния. В газетах мелькали ужасные сообщения: пациентов так долго держат в камерах для буйных, что врачи забывают об их существовании. А о чём ещё умолчала администрация? Насколько я помню, нескольких санитаров отдали под суд.

Флетчеры — старинное семейство, богобоязненные протестанты, их предки наверняка приплыли на «Мэйфлауэре». А самое главное — в одном только Лос-Анджелесе более четырёхсот пятидесяти Флетчеров!

Нашёл родителей — нашёл фамилию, теперь нужно свидетельство о рождении, чтобы получить номер социального страхования и официально появиться на свет.

Солнечный свет и чай помогают бумаге «состариться». Некоторые опасаются, что характерный запах чая или кофе может вызвать подозрение, но если чиновник из соцстраха или управления автомобильным транспортом принюхивается к свидетельству о рождении, значит, его владелец уже успел чем-то отметиться. Я веду себя очень осторожно, поэтому до сих пор гуляю на свободе.

На распродаже чьего-то имущества обнаружил «Историю железных дорог США в картинках» 1957 года издания и с радостью отдал за неё десять долларов. Большой формат страниц и огромные поля предоставили в моё распоряжение четыре листа нужного размера и нужного возраста — при условии, что вырежу аккуратно. Что ж рука у меня твёрдая, не дрогнет. В случае необходимости мои свидетельства датирование по радиоуглероду пройдут!

Новички часто попадаются на неправильных номерах свидетельств — у орегонских малышей первые Цифры — 1-36 — или ставят индекс и буквенные аббревиатуры на документы, выданные до 1970 года. Я таких глупых ошибок не делаю. Готовый формуляр с высеченными надписями заполняю на «Смит-Короне» 1955 года выпуска. Ленты для неё — страшный дефицит, а те, что нахожу, приходится вымачивать в скипидаре, чтобы краска не была слишком яркой.

В антикварной лавке неподалёку от кладбища Флетчеров я купил лицензию на предпринимательскую деятельность старого образца. Сняв восковой оттиск с тиснёной печати, отлил гипсовую форму и с помощью красочного валика заверил своё свидетельство о рождении. Свидетельство, карточка соцстраха, калифорнийские водительские права, кредитная история, трудовая книжка… Шаг за шагом я превращался в Дэниела Флетчера.

Шестимесячная метаморфоза обошлась в три тысячи долларов: поездки, антикварные лавки, распродажи, новый почтовый ящик, специальные принадлежности, открытие счёта, кредитная карта, оформление паспорта, водительских прав, карточки соцстраха, регистрация машины, страховка, первый взнос, последний, проценты по кредиту…

Уоллес проводил меня в комнату, где должна была состояться экспертиза. Санитар попался просто чудо: учтивый и обходительный. Настоящий шкаф: ростом под два метра, плечи широченные; удивительно, как косяки не сносит! Да уж, мне повезло, что у него хорошее настроение: с такими шутки плохи. К счастью, Уоллес не верил в целительные свойства яблочного сока, позволил взять сигареты и пять долларов из бумажника, повёл в туалет, а потом, сделав небольшой крюк по коридору, — в кафетерий. Можно купить кофе и стянуть зажигалку у страдающей одышкой медсестры, которая наслаждается горячим куриным супом. Уоллес ничего не заметил!

Вот мы и пришли: тесная каморка, низкие, потолки, двадцать шесть кубических метров многократно использованного департаментом психиатрии воздуха. Тебя вырывают из привычного окружения, из обстановки, в которой зародилось твоё деструктивное поведение. Не зная, чего ждать, смотришь на убогую комнатушку: стол, два стула, аквариум, дешёвые пейзажи из ближайшего торгового центра. Не зная, чего ждать, чувствуешь: разговор предстоит серьёзный.

Металлическая дверь, наверняка пожаро- и ударостойкая, покрыта блестящей эмалью безобидного цвета яичной скорлупы, и щеголяет оконцем из армированного стекла, закрытого решеткой. Вывод: без кувалды не обойтись, но в этой комнате её предусмотрительно не оставили. Гладкий стальной шар дверной ручки, ни замочной скважины, ни замка. Журналов нет, конечно: вдруг кто-то из больных свернёт один из них конусом и острым концом проткнёт себе трахею!