Уильям Берроуз - Порт святых

Мальчики на роликах сворачивают на обрамленный пальмами проспект в дикий ураган автоматных очередей… жужжащие мальчики: вибрации, от которой ноют зубы, а мозг точно пронизывают циркулярные пилы… послания, просвистанные на холодных аллеях и подхваченные собачьим лаем, достигают отдаленных коммун через несколько часов… он спускался по охваченным ветром улицам, белые шорты развеваются, рот раскрыт, волоски на сладко гниющих ногах от первого дуновения встают дыбом, они закидывают головы и воют на ветру, волоски на жопе встают — мальчики-растения, знающие сорняки и лианы, марихуану за позициями противника, сенная лихорадка подхвачена ветром, кувшинки запутывают лопасти лодочного мотора, конопля обволакивает казармы, шипы царапают сапоги полковника, мальчики, умеющие вызывать саранчу и мух, чудесный заразный мальчик-бубу стоит у черной лагуны, хрупкие мальчики-сновидцы из тенистого рассвета ждут у чердачных окон на потерянной улице черепичных крыш и кирпичных дымоходов, мальчики-шаманы, юные лица темны от смерти, молодой рыжеволосый солдат, его уши дрожат, он взвизгивает, кончает странными улицами влажными школьными туалетами ветром на поле для гольфа голый семя заливает робких призраков в мире теней мальчик трогает плечо под одеялами вздыхая а другой сжимает его колени спину худые ягодицы анус мокрая утренняя брусчатка капли дождя на паутине голубая пустыня тот кто жив может вдохнуть эти призрачные розовые заросли тела холодные спины его мелкие зубы кричит и взвизгивает мальчики прижимаются друг к другу стонут во сне, голый мальчик спиной к Одри трется о соседа, мальчик поворачивается и ухмыляется Одри.

Предзакатный свет я трогаю море стены камень лианы вижу свое тело и песок лицом вниз тощая бледная спина два мальчика смеются синяя юность в их глазах солнечно дом за ним смутно ясно я мальчик словно младенец и это я лежу голый на его нижнем белье дрочу моя комната и я там он улыбается смотрю как он это делает перепрыгнул сверкающее пустое небо я чувствую незнакомую руку апельсин в сарайчике давным-давно о как давно небеса развалились прах мертвецов в его глазах в его яйца глубже глубже я кончил в разрушенный двор запах овса.

Там в Мехико человек, который был отцом мальчика, пытался собрать деньги, чтобы вернуться и еще покопаться в руинах, но мексиканские власти сказали, что он не имеет права это делать, забрали у него то, что он нашел, и послали в развалины каких-то мексиканцев. Он опять стал колоться морфием, и я почти все время проводил на улицах, чтобы не возвращаться домой. Помню, американец из Техаса с тюремными тенями в глазах заговорил со мной в парке, и я пошел с ним к нему в квартиру.

Прошло какое-то время, в клубе появился человек и выбрал меня подавать мячи доя гольфа. Он был не такой старый, лет тридцать, с бледно-серыми глазами… толстый, но я заметил под жиром мускулы и почувствовал, что он хочет от меня чего-то особенного, когда мы ушли с поля. Сначала он сказал мне, что я не должен вот так шляться по Мехико, что мне нужно жить в Америке, потому что я американец, и он может это устроить, но сначала я должен сделать то, что он хочет, чтобы «быть готовым к битве», как он выразился. Потом сказал, что «свободный мир» борется за выживание, и я могу помочь. Был какой-то человек, который, как они считали, сотрудничает с коммуняками, и они хотели его сцапать. Я уже встречал этого человека, он купил мне бутерброд и апельсиновый сок… и теперь мне нужно было сделать так, чтобы этот человек что-то начал со мной, ну понятно что, и тут-то они его и поймают, вот и все, — после этого я смогу поехать в Америку, жить в приличной семье и ходить в школу, ну и что я на это скажу? Я ответил, что родился в Мексике и не хочу в Америку, здесь мои родители, я должен зарабатывать и помогать им. Тут он схватил меня за руки, и я заметил, что у него тупорылый пистолет 38-го калибра в кобуре подмышкой.

— Ну-ка смотри мне в глаза, когда со мной говоришь, и кончай врать. Я все про тебя знаю. Твой отец наркоман, мать — пьянчужка, а ты уже целый год торгуешь жопой в Аламеде [35] Парк в Мехико. …

Я сказал, что мексиканцы не позволят ему забрать меня в Америку Он вытащил листок бумаги, подержал в руках, и я увидел, что это мое мексиканское свидетельство о рождении. Он разорвал его, посмотрел на меня, и его лицо почернело и гадко скривилось. Я смотрел мимо него, на горящие кусты вдоль дороги.

— Слушай ты, пидарюга, хочешь вернуться в исправительную школу? Хочешь, чтоб тебя выебли гуртом, и твоя жопа треснула? А? Хочешь, я подпишу судебную повестку, и тебя посадят в федеральную колонию в Техасе, ты даже перднуть не успеешь…