— Я правильно понял: ты только что обозвал меня гнусным убийцей и захлопнул дверь у меня перед носом?
— Да, — говорю я, кося под дурачка. — Прости, пожалуйста. Я обознался. Принял тебя за другого.
Он кивает.
Полицейский нетерпеливо стучит пальцем по шлему — тук-тук-тук, — и я поспешно прощаюсь с Эдди и веду полицейского через дорогу, к дому Бабули Кошак.
Будучи благоприличной старомодной бабулькой, она добредает до двери минут через полчаса после звонка, но настоящие леди преклонных лет стоят того, чтобы их дождались.
— Добрый день, инспектор. Зайдете в дом?
— Я тоже зайду, — говорю я и захожу.
Бабуля Кошак закрывает дом и приглашает нас с гостиную.
— Может быть, чашечку чаю? Каждому — по одной. У меня много чашек.
Мы с полицейским сидим на диване, я — с одного краешка, он — с другого. Я пытаюсь придумать, что бы такого сказать, но тут возвращается Бабуля Кошак и вручает нам чай. Каждому — в своей чашке. Чай холодный, но мы молчим. Из уважения к старости.
— Миссис Кошак, — говорит полицейский, — можно задать вам вопрос? Личного свойства? Сколько у вас пар тапочек?
— Около тридцати.
— Тридцати?
— Да, — говорит она, мешая ложечкой чай.
— А сколько, простите, у вас ног?
— Сколько ног? Или пар ног?
Полицейский смотрит на меня. Он явно растерян.
— Пусть все будет в парах, — говорю я ему. — Так легче считать.
— Пар ног.
Бабуля Кошак на секунду задумывается, нет ли в вопросе подвоха, и отвечает:
— Одна. Одна пара ног.
— А есть ли какая-то особенная причина, почему для одной пары ног нужно тридцать пар тапочек?
Бабуля хмурится.
— Я не надеваю их все одновременно, если вы это имели в виду.
— Миссис Кошак, если я ошибаюсь, поправьте меня. Вы ведь на пенсии? Живете на государственное пособие?
— Да, все правильно.
— И каков же размер вашей пенсии, если ее измерять в парах тапочек? Иными словами, сколько пар тапочек можно купить на одну вашу пенсию?
Она снова задумывается на секунду, а потом говорит, что не знает.
Я поднимаю руку:
— Можно ответить?
Полисмен кивает.
— На одну еженедельную пенсию можно купить две пары тапочек. Ну или три — если на рынке.
— Миссис Кошак, вы арестованы по подозрению в краже домашней обуви. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, и особенно если это касается тапочек.
— Кстати, о тапочках, — говорю я, когда полицейский надевает на бабку наручники. — Могу я забрать свои тапки?
Полицейский качает головой.
— Вся домашняя обувь конфискуется при аресте как вещественное доказательство. Наши судебные эксперты должны провести экспертизу.
— Бабуля Кошак, — говорю я, соображая буквально с ходу. — Могу я воспользоваться вашей уборной?
— Только не забудьте поднять сиденье на унитазе.
Я выхожу из гостиной, этак небрежно, вроде как мне и не очень надо, и уже в коридоре срываюсь с места и мчусь наверх, в спальню Бабули Кошак. Рывком распахиваю дверцу шкафа, и оттуда вываливаются все тридцать пар тапочек, а следом за ними — наш старый друг мистер Лиственное Дыхание, жираф Джим.
— О, — говорит он, — привет.
— Что ты здесь делаешь?
— А ты что здесь делаешь?
— Но я хотя бы не прячусь в шкафу старой леди.
— Я — жираф-призрак, — говорит Джим, как будто это все объясняет.
— Ну, я здесь по делу. Помогаю полиции вести расследование. Среди этих тапок есть два моих. Хотя я слабо себе представляю, как мне теперь их найти, не говоря уж о том, чтобы подобрать пару.
— Вот один, — говорит Джим, указав на искомый тапок правым передним копытом. — А вон там — второй, — говорит он, указав на второй тапок левым передним копытом.
— Круто. И как ты так быстро с ними разобрался?
— Они сделаны в виде инопланетных пришельцев, — объясняет жираф. — А все остальные — обычные шлепанцы. Просто коричневые или в клеточку.
Я киваю.
— И еще от них пахнет.
— У тебя, наверное, очень чувствительный нос, если ты различаешь запахи тридцати разных пар тапочек. Да, очень чувствительный. — Выдержав паузу, что называется, для эффекту, я добавляю: — Или, может быть, просто большой.
— Чушь собачья. Без хвостика.
Потом мы какое-то время молчим. Я подбираю свои тапки в виде инопланетных пришельцев, этак небрежно, вроде как мне и не очень надо, и говорю:
— Ну что, я пойду?
— А меня чего спрашивать? Если я безобразный и скверный характером, это еще не значит, что я твоя мамочка.
Читать дальше