Джонатан Фоер - Мясо. Eating Animals

Распределение мест за всеобщим столом и порции на нем изменились. У двух китайцев теперь на тарелках в четыре раза больше мяса, чем несколько десятилетий назад, и гора их еды продолжает расти. И два человека за столом без чистой питьевой воды — это тоже Китай. Сегодня продукты животного происхождения все еще составляют 16 % китайского рациона, но выращиваемые животные потребляют более 50 % китайской воды, и это происходит в то время, когда нехватка воды в Китае уже беспокоит весь мир. Тот человек за нашим столом, который из кожи вон лезет, чтобы добыть себе достаточно пищи, может быть уверен, что, если в мире сохранится тенденция все больше уподобляться американскому стилю потребления мяса, основной продукт его питания — зерно — будет все менее и менее доступен. Рост производства мяса означает рост потребности в зерне и рост числа рук, дерущихся за него. К 2050 году крупный рогатый скот во всем мире будет потреблять столько еды, сколько потребляют четыре миллиарда человек. Из этого следует, что один голодный за нашим столом легко превращается в двух голодающих (каждый день число голодающих увеличивается на 270 000 человек). Это более чем вероятно, поскольку еще один человек с лишним весом займет еще одно место. Нетрудно вообразить ближайшее будущее, когда большинство мест за всеобщим столом будет занято либо разжиревшими людьми, либо людьми истощенными.

Но так быть не должно. Если мы знаем, каким плохим может быть будущее, стоит подумать о том, как сделать его лучше.

Промышленное фермерство, совершенно очевидно, порочно во многих отношениях, но нельзя отрицать, что оно рационально, а потому и л книгах, и в разговорах нужно искать убедительные доводы против него. Но еда не рациональна. Еда — это культура, обычаи и личные предпочтения. У некоторых все иррациональное вызывает отторжение. Предпочтения в еде похожи на выбор стиля одежды или образа жизни, но при этом еда, как кажется некоторым, не влияет на то, как мы живем. И я соглашусь, что еда, ее бесконечное разнообразие — если она включает еще и мясо — приводит к невероятной путанице в отношении принципов потребления. Защитников животных, с которыми я разговаривал, ставит в тупик и даже раздражает противоречие между ясным видением проблемы и слишком широкий разброс при выборе еды. Сочувствую, но хотелось бы спросить, неужели в этом виновато только разнообразие продуктов питания?

Еда никогда не была итогом простых подсчетов, при каком рационе тратится меньше воды, а при каком меньше страдают животные. И выходит, что наша главная надежда на перемены только в одном — в нашей собственной мотивации. В каком-то смысле промышленная ферма требует, чтобы мы заглушили голос совести, чтобы удовлетворить свою жажду мяса. Но, с другой стороны, упразднение промышленных ферм — это именно то, чего мы жаждем больше всего.

Я пришел к выводу, что ниспровержение промышленной фермы — это не просто проблема информированности, ибо, как говорят защитники животных, нельзя же объяснить ее существование тем, что «люди не знают фактов». Очевидно, что это только одна из причин. Я привел в этой книге множество ужасных фактов, потому что эти факты — необходимая точка отсчета. Я присовокупил и то, что говорит наука о тех последствиях, которые непременно отзовутся в нашем потомстве и которые мы провоцируем своим ежедневным выбором еды, а это не менее важно. Я не настаиваю на том, что мы должны одновременно решать весь комплекс проблем, но ведь быть человеком — значит оставаться гуманным, а ведь это куда больше, чем самая изощренная софистика. Отношение к промышленной ферме определяет только способность к сочувствию, оно вовсе не зависит от степени информированности и борьбы между чувством и разумом, между фактом и мифом и даже между человеком и животным.

Когда-нибудь промышленным фермам придет конец из-за их абсурдной экономики. Она покоится на шатком фундаменте. В конце концов Земля стряхнет с себя промышленное фермерство, как собака стряхивает блох; единственный вопрос, не стряхнемся ли и мы вместе с ним.

Думая об употреблении животных в пищу, особенно публичном, мы высвобождаем для мира неожиданную энергию. Столь тяжких проблем совсем мало. С какой-то точки зрения мясо до известной степени просто еще одна вещь, которую мы потребляем, и стоит в том же ряду, что и бумажные салфетки или спортивный автомобиль. Попробуйте отменить салфетки в День благодарения — сделайте это даже нарочито, сопроводив лекцией о безнравственности таких-то и таких-то производителей салфеток, — вы вряд ли встретите понимание. Поднимите вопрос о вегетарианском Дне благодарения, и у вас не будет недостатка в самых категоричных мнениях — по крайней мере, в категоричных. Вопрос употребления в пищу животных задевает самые чувствительные струны, которые глубоко резонируют с нашей личностью — с нашими воспоминаниями, желаниями и ценностями. Этот резонанс потенциально может спровоцировать спор, ощущение угрозы, вызвать воодушевление, но он всегда наполнен смыслом. Еда имеет значение, и животные имеют значение, а поедание животных имеет значение еще больше. Вопрос об употреблении в пищу животных, в конечном счете, порождается нашим интуитивным пониманием того, что такое идеал, который мы назвали, возможно, и не совсем корректно, — «быть человеком».