Содом Капустин - Поэма тождества

И ты, став самим собой, собой другим и твоей книгой, упал, развернулся и раскрылся на последней своей странице, на которой твои, любые и каждые глаза могли, могут и будут видеть прощальный, исходный и вековечный завет, ответ и привет твой:

Смерть уготовал я вам, смерть неузнанную и незаметную, ибо лишу я вас иллюзий всех, каждых и всяческих: и в ней будете прозябать, покуда не превозможете её пониманием твоим, и да будет то малым искуплением, испытанием и наградой за любые деяния ваши!..

И некому будет уже вспоминать то, что будет дальше!

Ты будешь здесь, всегда и нигде. Твоя книга, ты сам и твой читатель будут пред тобой, собой и всеми. Глаза твои будут сухи, как недра новорожденных сапфиров. Лишь из-под ногтей непрерывным потоком будут струиться отравленные слезы. Ты возьмешь сам себя, как книгу, тело и читателя и своей, обжигающей белизну, звуки и знаки жидкостью, начнешь писать поверх исторгнутого тобой же текста, повторяя буквы, руны и сюжет, его тупики, лазейки и лабиринты:

Ты помнишь, как это было в первый раз?

И ты не остановишься даже на вдох или выдох, пока не иссякнут ядовитые соки твои, пока не опустошатся и не будут запечатаны навек их хранилища, и ты, оставляя их вещам, не поставишь последнюю точку во фразе:

Смерть уготовал я вам, смерть неузнанную и незаметную, ибо лишу я вас иллюзий всех, каждых и всяческих: и в ней будете прозябать, покуда не превозможете её пониманием твоим, и да будет то малым искуплением, испытанием и наградой за любые деяния ваши!..

О жизни русского эмигранта второй волны, жившего в Чехии, писателя Содома Зеленки (Sodom Zelinka) известно до обидного мало. Как написал его сын, Марк Капустин в своём предисловии к этому произведению, что его отец сочинил свой псевдоавтобиографический роман, «Содом Капустин», примерно в 1968 или 69 году, во время или сразу после знаменитого Пражского восстания. Неизвестно, был ли сам Содом участником сопротивления, но однозначно одно – его не было в списках арестованных членов оппозиции. Скорее всего, книгу свою он написал по рассказами свежим воспоминаниям своих друзей, побывавших и чудом уцелевших в коммунистических застенках.

Интеллигентный и энциклопедически образованный Содом Зеленка так чрезвычайно близко к сердцу принял злоключения оппозиционеров, что его психика не вынесла даже рассказов о тюремных ужасах, и он, насколько об этом можно судить через годы и, располагая исключительно текстом его романа, сошел с ума. Став, исключительно в своих мыслях, «опущенным», представителем самой презираемой касты среди арестантов, Содом не смог смириться с этим. Наверное, по этой причине, все повествование идет от второго лица. Постоянное обращение «ты» как бы приравнивает мучимых и мучителей, принижает власть имущих палачей до уровня их жертв. Всем текстом романа Содом вопиёт: «Ты такой же, как я!», постоянно манифестируя сакральное единство всех живых существ. При этом его «ты», в сознании читателя сразу трансформируется в "я", и читатель становится пленником текста.

Но, став «опущенным» внешними, или, скорее, внутренними обстоятельствами, автор-герой романа внутри остаётся таким же интеллигентным. Его резкое падение через касты не лишает его образованности и ума. И, избранная им позиция абсолютного непротивления злу насилием, доведенная до полного абсурда, и не снившегося графу Толстому, представляет нам другую сторону медали. Автор как бы возвышает внутренних инквизиторов. Прощая им все, он становится для самого себя внутренним Мессией. И та книга, которая весь роман зреет внутри героя и предназначена для убийства читателя, рассчитана лишь на одного человека – на него самого.

Можно сказать, что автор спасает самого себя через искупительную смерть своего героя, которым сам и является.

В скобках замечу, что спасение удалось: насколько можно судить, Содом Зеленка вылечился от душевного недуга и прожил долгую жизнь, однако «Содом Капустин» стал его первой и последней книгой.

Так что, и здесь мы видим еще один уровень понимания романа-поэмы: «Содом Капустин» – книга-ритуал, направленная, с одной стороны, как я только что говорил, на спасение, сиречь исцеление, автора и, с другой, на исцеление читателя. И, как и любой ритуал, она имеет смысл лишь целиком. Любой ее кусок, вырванный из контекста, представляется бессмыслицей и нагромождением несвязных конструкций. Однако целиком она производит совершенно иное впечатление. Как говорится, великое можно обозреть полностью лишь издалека. Да и то, каждый читатель, обладая сугубо личным набором ассоциативных рядов и знаний и индивидуальными особенностями мышления, поймет эту книгу особенно и по-своему. Да, и не поймут это произведение все по-разному! И, как мне видится, именно в этом и была еще одна цель Содома Зеленки: чтобы каждый в его романе-поэме прочел свою и только свою книгу.