Содом Капустин - Поэма тождества

И лишь когда Одурманиватель культов опустил очи, веки и ресницы долу, равнине и костровищу, он обнаружил, узрел и опешил от того, что посреди его кумирни, без следа поленицы, уз и огня мирно, безропотно и скромно лежит твое неповрежденное, непропеченное и неизжаренное тело и смотрит своими глазами в горние, горные и потолочные балки, овраги и выси.

– Купель!..

Всхрип, всхлип и всхрап Развешивателя фетишей был услышан, понят и принят к действию, исполнению и воплощению в явь, навь и правь. Служки, адепты и контрадепты, как облепившие шляпку желудя муравьи, пытающиеся убрать эту неожиданную преграду с торной дороги, или как ударный отряд демонов Максвелла, выхватывающих из общей массы только самые холодные частицы, выволокли на минбар, амвон и авансцену водруженную на чертову дюжину чертей, бесов и леших свинцовую чашу и принялись лить в нее императорскую, царскую и королевскую водки, чернильную, белильную и синильную кислоты, уксус, мускус и имбирное пиво, сыпать туда плавиковый, плавниковый и пряниковый шпаты, гашеную, потушенную и горелую известь, серу, марганцовку и закись, накось и перекись водорода. Твоё тело, предвкушая продолжение трапезы, не подавало признаков жизни, довольства и благодати, как вдруг в процесс, течение и продолжение церемонии твоего ритуального уничтожения вмешались старые, известные и неожиданные силы.

Пока твоё сожжение было в самом угаре, пожаре и разгаре, по рядам, колоннам и кучкам зеков, что занимались мастурбацией, совокуплениями и сном, прохаживался, пробирался и прокрадывался тюремный врач, держа на коротких, длинных и суровых поводках трёх специально, отдельно и особо обученных медбратьев-ищеек. Когда один из поисковиков находил бодрствующего арестанта, Инъектор острога вводил тому морфий, веронал и седуксен, когда второй обнаруживал колодника, выпустившего из пальцев свой член, Таблеточник узилища кормил того афродизиаками, амфетаминами и аммофоской, когда же третий отыскивал своего зека, он поднимал голову, руки и глаза и принимался визжать, как касатка, попавшая в ледовую полынью, из которой нет выхода, или как дисковая пила, наткнувшаяся в строевой сосне на вбитый заподлицо неизвестным саботажником железный костыль. И тогда всё вокруг замирало, немело и отодвигалось на безопасное, необходимое и условленное расстояние от выбранного заключенного и его изымали из общей массы, отсекали от прочих осужденных и отводили в рентгеновский кабинет.

И ты, и твоё тело могли слышать сплетни, пересуды и домыслы относительно таких избранных, несчастных и злополучных арестантов, что их отводили в загадочные, тайные и засекреченные лаборатории, казематы и институты, где над ними проводили, свершали и производили бесчеловечные опыты, исследования и операции. И действительно, никто из арестантов, ушедших, как самка изюбра, которой надоедает ждать окончания выяснения отношений между молодыми самцами, предпочитает старого и опытного, или как стружка из-под токарного резца струится в корыто, чтобы не быть уже намотанной обратно на болванку, из которой была выточена деталь, с ищейками, боле не возвращался. И лишь немногие посвященные, умудрённые и догадливые знали, видели и участвовали в том, что на самом деле случается с отмеченными зеками. Если бы ты, как и прежде, намедни и недавно продолжал свои изыскания внутри самого себя, то никто бы ничего не заметил, прошел мимо и не учуял. Но ты, собираясь предъявить самому себе, миру и внемирию своё творение, книгу и понимание, начал путь к телесным покровам, оболочкам и сферам и это изменение вектора, градиента и направления немедля, не раздумывая и не промахиваясь, учуял третий ищейка-медбрат.

– Убеждён, мои добросовестные помощники обнаружили еще один очаг новизны в наших догматизированных стенах. И, кто бы мог подумать, им оказался наш старинный знакомый Содом Капустин! Из соображений гуманизма и необсуждаемой первостатейной важности, я отменяю крещение Содома Капустина в этой дурного вида жидкости и забираю его с собой.

Твоё тело прекрасно знало, куда, как и для чего его поведут, и решило немного сократить путь, время и пространство, как дрозды, вместо того, чтобы лететь через горные перевалы находят себе путь по автомобильному тоннелю, или как блестящий шарик, прокатившись по желобу, немного, для приличия, поколебавшись, сваливается в предназначенную для него лунку, найдя себя уже на столе под раструбом просвечивающего, стерилизующего и стабилизирующего аппарата, тюремного врача рядом, а ищеек оно и не искало.