Содом Капустин - Поэма тождества

В полголоса, в полжеста и в полвзгляда обвиняя всех окружающих, берущих в плен и выскакивающих из засады в срыве телесеанса, хозобозники плелись, вязались и сваливались в свою камеру. Медбрат, положивший тебя в предназначенную тебе койку, тут же куда-то недалеко как-то нелегко и с кем-то несладким удалился, а ты остался лежать, неприкрытый, неприкаянный и нераскаянный.

– Я – Золотарь.

Голос твоего соседа слева, которого ты никогда не видел, не увидишь и не захочешь знать, обращался к тебе с его места.

– Я знаю, что с тобой нельзя ни говорить, ни смотреть на тебя, ни слушать твои бессловесные пророчества, ни испытывать к тебе любые чувства. Но я – золотарь. Это моё имя, моя профессия, моё призвание и мой обман. Здесь только такие как я, находящиеся по горло, по подбородок, по уши и по макушку в дерьме, начинают ценить неизвестное, непопулярное, недоказуемое и непроизносимое здесь понятие – чистоту.

Ты, как тебе и было положено, поставлено и укладено, не вычленил эти признания из постоянного звона, пения и напевов, что лились тебе в уши из-за доступных, допестиковых и дотычиночных далей, высей и онисей. Зато твое тело нескромно встрепенулось, отреагировав на то, что было ему близко, далеко и недоступно.

– Я погружаюсь на дно выгребных ям, колодцев, рвов и канав. Я очищаю, санирую, протоколирую и апробирую отходы, приходы, доходы и уходы жизнедеятельности, жизнебездеятельности, смертеленности и смертенетленности здешних, пришлых, проходящих и незаходящих зеков, вольных, подневольных и не догадывающихся о своём статусе. Я презираем, ненавидим, невидим и свободен, как ты.

Хозобозники, ходящие, шаркающие и харкающие мимо вас, занимались своими делами, чужими проблемами и не касающимися их заботами. Они игнорировали тебя и Золотаря, будто вас и не было в границах их видимости, слышимости и обоняния. И только твоё тело, вдруг почувствовав в Золотаре кого-то, кто сможет беспристрастно, без опаски и непредвзято разделить, сложить и умножить его силы, возможности и претензии, согласно, гласно и открыто кивало фразам нового знакомца.

– Я знаю, что ты не можешь говорить так, как говорю я. Я знаю, что ты не хочешь знать то, что знаю я. Я знаю, что ты не желаешь делать то, что делают другие. Я знаю, что ты не можешь не делать то, что ты задумал там, куда не проник ни один из здешних жителей, долгожителей, вершителей и отверженных. Ты – воплощение тайны, ты – предел желаний, ты – отречение суеты сует, ты – квинтэссенция смерти, и поэтому я люблю тебя!

И твоё тело выгнулось дугой, сложилось зигзагом и пошло волнами. Но ты сам индифферентно относился к любым своим проявлениям, закреплениям и фиксациям: тебе до сей поры, поры уходящих пор, и поры последующей за ними было важно лишь то, как скрепляются лексемы, спаиваются эвфемизмы и слипаются метафоры в ожидаемой тобой книге. Той книге, что сможет подарить вечное забвение тому, что в неведении, гордыне и антропоцентризме называется "Я".

Солнце, мелькая за сетчатыми окнами, дарило тебе профиль тени. Время, баюкая тебя и твой плод в своих неощутимых ладонях отнимало у тебя себя. Пространство позволяло тебе обретаться в себе столько, сколько тебе будет необходимо для выполнения задуманного. А Золотарь говорил.

– Так стало, случилось, добилось и навалилось, что я хранитель, сторож, пользователь и растратчик того, что утеряно, забыто, съедено и исторгнуто прочь. Странствуя по очистным коллекторам, фекальным трубопроводам, отстойным бассейнам и полям аэрации я находил множество сокровищ, кладов, закладов и неоцененных драгоценностей. И теперь я, грязный, вонючий, непривлекательный на вид и дурной на ощупь, предлагаю тебе избавить меня от этого бремени.

Как гусеница гарпии, съеживается, выставляя для устрашения врага горящие ненавистью глаза, нарисованные на ее теле, как тектоническая плита раскалывается, не выдерживая напряжения и давления магмы, так и Золотарь распахнул свою робу. Если бы ты возжелал посмотреть в том направлении, ты бы увидел, что торс Золотаря увешан золотыми цепями с подвесками, олицетворяющими абсолютную власть, кольцами-печатками, перстнями и кастетами из палладия, на которых гравёры, ювелиры и кузнецы нанесли знаки принадлежности к императорским династиям, браслетами, запястьями и напульсниками из сплава самария, иттербия и гадолиния, которые несли на себе печати заклинающие духов, демонов и иггв, а венчало это нелепое великолепие, несуразное разнообразие и непростительное прекраснодушие диадема из чистейшего скандия, дарующая владельцу равенство с Элохимами, Творцами Вселенных и человеком. Но твоё тело, отвергая саму возможность получения подарков, презентов и иных материализаций благодарности, затряслось в конвульсиях, припадках и пароксизмах.