Володя Злобин - Финики

Фитиль обуглился и произнёс одними губами:

- Ребята. У меня для вас плохая новость.

Никто не захотел подначивать его и спрашивать: "Какая?". Лидер, взвалив на себя ответственность, сказал сам:

- В реанимации умер Лом.

Что-то схватило и попыталось вытащить моё сердце. А затем... после кратких секунд ледяного объятия, когда всё тело, казалось, истыкали иглами, пришло блаженное тепло и абсолютное спокойствие. Я украдкой посмотрел на других, чтобы понять, как они отреагировали на известие. И с удивлением увидел, что все они, включая Шута, проткнуты этой новостью, как ничего не подозревавшие жуки.

- Как?

Фитиль путано рассказал, что Лом умер в реанимации, не приходя в сознание. Полученные им на районе травмы оказались несовместимыми с жизнью, хотя, как я уже позже стал понимать, деятельность настоящего националиста всегда несовместима с жизнью.

- Господи, - прошептал Шут, а потом одумался, - чёрт!

Из глаз Алисы, из этих чудных малахитовых пещер, потекли слезы. Мне захотелось броситься к ней, вытереть их свежим носовым платком или убрать пальцем, пусть я им недавно и ковырялся в носу, но она уже зарылась в плечо Фитиля.

- Сожалею, камрады, что не принёс радостных известий. Обещаю, что партия это так не оставит.

Не оставит? Значит, снова играет на губах изжеванное слово месть? Страшно ли мне, что придётся подтвердить преданность дружбе поступком? Да, но вместе с тем, я стал чувствовать себя сильнее, уверенней. Мой близкий приятель столкнулся со смертью, а значит, печать этого высшего таинства перепала и на меня, причислив скромную персону Арсения Духова к какому-то орденскому мистическому союзу. Моё тщеславие, выродившись в гордость, как бы невзначай рассказывало в школе о том, что у меня убили друга. Мои родители были шокированы этой новостью, отчего я, как никогда ранее, почувствовал собственную значимость. В такие минуты мне даже казалось, что многие люди специально прилюдно скорбят, чтобы почувствовать свою силу, причастность, внимание. Выходило сплошное вампирство. А пока я всё ещё сидел, не сказать, чтобы сильно ошарашенный, но оглушённый на больничной койке, и всеми силами пытался показать, что я тоже скорблю, что мне тоже небезразлично, хотя внутри улеглась, вставшая было на дыбы, холодная зимняя степь.

Слава с перебинтованной головой спросил:

- Ты точно не шутишь?

- Нет. Ему молотком проломили голову. Его обнаружили рядом с разбитой в щепы и окровавленной доской, которую он сжимал в руке. Говорят, что он четверых отправил в больницу. Мне через органы сообщили первому, потому что Лом состоял в партии.

Алиса крепко держала за руку Фитиля, и тот ободряюще приобнял её. И тут мне впервые захотелось, чтобы сказанное не оказалось правдой, ведь тогда Фитилю бы не пришлось гладить девушку по спине. Пусть лучше бы Лом жил, но Алиса снова гордо и безразлично стояла у грязного окна, а не плакала в руках фюрера. Как эгоистичны и жалки мои мысли, но хорошо, что их никто не может увидеть.

Шут прошептал:

- И что теперь будем делать?

Фитиль вздохнул:

- Мы организуем от имени партии похороны, поможем, чем сможем, родителям. Устроим компанию, чтобы Женю никто не забыл. Это был наш старый камрад. Я его помню с первых берцев. Можно даже организовать митинг памяти в его честь. Да, так и сделаем. Попробую протолкнуть эту идею.

Мне идея понравилась, но Слава застонал:

- Какие митинги? Какая на хер память? Месть! Месть!!! - он зарычал, - вот единственное, что сможет почтить его память. Надо превратить этот район и всю эту антифа в фарш, который налипнет на наши коричневые подошвы! Это сделали те же мудаки, что и напали на меня. И мы это спустим? Оставив без наказания? Они порешили уже двоих наших друзей, а мы, как терпилы, будем на митингах ошиваться? А как же дух братства?

Фитиль медленно заговорил, пряча глаза:

- Поддерживаю твои мысли, но тут надо быть осторожным. Сейчас к этому делу будет привлечено большое внимание, если начать мстить, полицаи немедленно нас расколют. Ведь они знают, кто будет мстить и знают, кому. Поэтому надо выждать, проявить осторожность. Сделать все легально, а когда уляжется пыль, начинать мстить. Лучше пробить через структуры и через тех, кого ранил Лом.

Слава стиснул кулаки и зло выругался, но спор продолжать не стал. Скрипящая койка точно высасывала в больные простыни его волю.

Портрет покойного Евгения Пухова показывали по телевизору. Вся либеральная общественность гудит от возмущения, ведь когда-то был побежден фашизм. Для меня всегда было интересным, каким образом пушками можно победить идею, но Лом, не смотря на подвывания из советской подворотни, стал новой национальной иконой. Началась интернет-компания по героизации его имени. Ему отдавали честь четырнадцатилетние бонихи по всей стране. Национальные партии передрались за право, кто будет носить портрет Лома, как священный тотем, но организация, в которой мы состояли, безоговорочно победила.