Володя Злобин - Финики

- Ну что замолчал? Давай знакомься со мной?

Никогда не любил наглых особ. Как я мог убедиться из своего недавнего опыта, если и есть на свете существа отвратительнее негров, то это определённо алкогольные бонихи. Но эта девушка... в ней... в её бледной коже, в ровных зубках, в этом увлекательном мясе, полном гормонов, гордости и красоты, в ней как будто было то, что говорило: "Любовь существует, но, не смотря на это, ты всё равно мудак".

- Не хочешь говорить?

- Лис у нас такой, - улыбается Гоша и приобнимает девушку за плечи, - Лис слишком агрессивен. Она хочет проверить, являешься ли ты, Арсений, альфа-самцом. Да, Лисёнок?

Алиса не обращает внимания на действия Шута, не смотрит на ревущего, как горный водопад, Лома, и даже холодная и такая притягательная для девушек фигура Славы, ничуть её не привлекает. Она смотрит только на меня и говорит:

- Ты знаешь, когда-то меня изнасиловал ниггер.

Тут Шут и Лом чуть ли не падают на землю от приступа хохота. Звуки душат и цепляются друг за друга, и вместо смеха у них выходит сиплый шакалий лай. Даже неулыбчивый Слава как будто поколеблен от смеха. Я не понимаю, что может быть смешного в изнасиловании. Пускай даже в негритянском изнасиловании. Чтобы не прослыть дураком я, не понимая в чем дело, несмело улыбаюсь, Алиса, завидев это, режет слова:

- Ты что, совсем идиот? Что в этом может быть смешного?

Это был неудачный прыжок: визжащий дворник с воем, достойным псины, выскочил из-под града тяжёлых ударов и ринулся по улице, голося так, как будто выиграл Лигу Чемпионов. Как назло по улице неспешно проезжал, помахивая хвостиком, полицейский бобик. Нападающие прыснули в стороны, затерявшись в объятиях прошлой зимы, но Алису успели схватить и затолкать в машину. В отделении молодой лейтенант гавкал и сердился. Но бывалую нарушительницу общественного порядка он пронять не смог. Пострадавший утёк в подворотни, испугавшись полиции больше, чем скинхедов. Возможные последствия стремились к нулю. И теперь молодой офицер, не читавший Лавкрафта, но напоминающий поднятую со дна океана глубоководную рыбу, говорил, сверля взглядом Алису:

- Ну что, сука, допрыгалась?

Лис действительно прыгал, примеряя обновку на голове приезжего. Обновка была великолепна, а голова так себе. Никто не составлял акта об её приёме в отделение, никто не видел пострадавшего, и фактически её держали в каком-то подобии рабства или плена. Девушка начинала догадываться, что от нее хотят вовсе не признательных показаний.

- Не слышу?

- Чего? - вяло отозвалась Алиса.

- Ты не понимаешь что ли? Нерусская что ли?

Лис шутит:

- Вы что имеете в виду, месье?

- Вариант, значит такой, - быстро озадачился лейтенант, - либо ты даёшь мне прямо здесь, либо я тебя на ночь сажу в изолятор... хотя не, оформим тебе административку на пятнадцать суток, где уже набралось много гастеров. Я шепну им кто ты, и за эту ночь много немытых херов побывают в твоей... вагине. И всё у тебя будет... всё, от мягкого сифилиса до твердого шанкра. А так, если выберешь меня, то в тебе побывает только один хрен и то - русский, славянский. Ты же националистка!? Соглашайся. Как ты на это смотришь?

Алису прошиб холодный озноб: она отлично знала о тех пытках и унижениях, которым подвергаются люди, попавшие в застенки к полицаям. Лейтенант, по-кошачьи щурясь и сонно двигая челюстями, придирчиво изучал девушку, демонстративно вращая в руке ключами. Решение нужно было принимать молниеносно, и она небрежно сказала, добавив безразличия в уголки губ:

- Что же, я не против. Видите ли, дяденька милиционер, я давно не девочка и раньше встречалась с ниггером.

Полицай выпучил пустые глаза:

- Как, ты же скинхедка?

- Я потому ею и стала, когда меня Жан изнасиловал. С тех пор у меня куча венерических болезней, так что напугать меня мягким сифилисом и твердым шанкром у вас не получится.

- Врёшь! - глаза полицейского сузились.

Алиса царственно встала из-за стола и начала расстегивать ремень:

- Хотите - проверьте.

Она бессознательно расстегнула ремень и уже потянула за молнию на джинсах, когда полицай махнул рукой. Бывший мент всё еще механически жевал безвкусную, как его жизнь, резинку. Затем проронил:

- Шлюха, пошла вон отсюда.

Когда мне закончили пересказывать эту знаменитую в узких кругах историю, Алиса скромно добавила:

- Вот так я переспала с негром.

Я вымученно улыбнулся, оценивая шутку. Признаться, если бы её слова оказались правдой, то в моей жизни что-нибудь навсегда померкло, как если бы вдруг кто-нибудь сумел проглотить солнце.