Владимир Козлов - Домой

– Нет, ты знаешь – мне больше нравится быть потребителем. Читателем, слушателем, зрителем… Я от этого получаю кайф. А что я получу от того, что буду пытаться что‑то выдавить из себя? Оно же не прет из меня само…

– Думаешь, из каждого прет? Из меня, например? Далеко не всегда. Это – как позиция: ты делаешь то, что считаешь правильным делать.

– Нет, я тебе, вроде, объяснил.

– Ладно, не буду тебя дергать. Просто иногда случаются моменты, настроение какое‑то особое, уровень энергии повышен – вот и хочется, чтобы кругом побольше было творчества. Не попсы какой‑нибудь поганой, про это я не говорю… Настоящего, искреннего творчества…

Место: Москва

Дата: 16/11/2006

Время: 23:02

Музыка: нет

Слева от меня – дядька в пальто. Он уставился в экран мобильника и жмет на кнопки – играет в пасьянс. Справа мужик – пролетарий с серьезным видом вписывает в клетки сканворда слово «восток». Напротив сидят три цыганки. Одна держит спящего грудного ребенка. На полу стоят два баула из полосатой клеенки.

Я вынимаю из сумки книгу – купил ее днем на лотке на Речном вокзале. Специально, чтобы было, что читать в метро. Нахожу закладку – посадочный талон из самолета, – начинаю читать.

«Раньше это был я.

Может быть.

До того, как я понял, что что‑то говорю, я уже говорил:

– Почему ты это делаешь?

Тай не знал, что я говорю это ему. Я не знал, почему я говорю это ему, но я говорил, и я сказал это еще раз.

– Почему ты это делаешь?

Тай немного засмеялся, потом вернулся со словами:

– Потому что ты должен, Джеффти. Ты должен много.

– Я не имел в виду это. Я не имел в виду, почему ты везешь меня к Думасу. Почему ты для него работаешь? Почему ты делаешь это для жизни?

Еще смех.

– Что я должен делать, Джефти? А? Продавать ботинки? Или мебель для патио? А как насчет старых тачек? Тот же самый бизнес, доить людей, я думаю. Ты говоришь мне: Что я должен делать?

– Ты не такой как они.

– Кто? Я не такой как…

– Думас. Его вся команда.

– Я не гаитянец. Это ты имел в виду?

– Я имел в виду, что ты не идиот. Они – придурки, здоровые, тупые и медленные. А у тебя ничего этого нет. Здоровый, да, но у тебя есть мозг. У тебя…

Я поймал, как Тай смотрит на меня в зеркало заднего вида, смотрит на меня, полный подозрения.

– Что ты пытаешься сделать? Сделать хорошо, чтобы я к тебе смягчился?

– Я просто говорю. Ты отличаешься от них. Так почему ты это делаешь?

Тай подумал об этом. Он дал больше мыслей, чем большинство, вопросу, до которого я не имел никакого дела. Когда он закончил думать, он сказал:

– Комптон.»

В вагоне кто‑то начинает орать. Я поднимаю глаза от книги. У дверей машет руками и что‑то кричит старуха – бомжиха. Из‑за шума слов ее не разобрать. На ней грязный синий плащ, коричневые спортивные штаны с полосой, мужские ботинки, в руках – два пакета.

Поезд замедляется, подъезжая к станции. Теперь слова понятны:

– …Я тебя знаешь, где видела? В жопе! Я тебя выебу, на хуй, и что ты мне сделаешь?

Двери раздвигаются. Старуха отскакивает, бьет себя ладонью по жопе, потом между ног. Я не вижу, к кому она обращается. Скорей всего, ни к кому.

Поезд трогается. Старуха едва не падает, хватается за мужика в черной кожаной куртке, роняет один свой пакет. Мужик пытается отстраниться. Из пакета на пол высыпаются пластиковые бутылки, пачки от сигарет, коробки от молока и кефира. Старуха хватает одну бутылку, в ней – зеленоватая жидкость. Она начинает месить мужика бутылкой. Мужик задирает руки, старается заслониться, но ему все равно попадает.

Пассажиры вжимаются глубже в сиденья. Некоторые переходят в другой конец вагона. Тетка с белыми крашеными волосами жмет на кнопку связи с машинистом.

– Здесь в вагоне творится дебош! Что вы сказали? Дебош, говорю я, де…

Тетка падает на пол – старуха дала ей бутылкой по башке.

– Ну что, пидарасы, гнойные суки? Что ты мне сделаешь? Или ты? В жопе я тебя видела!

Старуха бежит по проходу, добегает почти до меня. Надо будет сначала вырвать бутылку, потом будет видно, что делать. Но она не доходит, резко остановившись, машет ногой, попадает в колено девушке в светлых джинсах, хватает ее за волосы. Девушка верещит, вырывается. Старуха отпускает ее, идет дальше – в другую сторону, не ко мне.

У дверей сидит паренек невысокого роста, стриженный налысо. Он – в черной куртке на молнии, джинсы заправлены в «берцы». Старуха останавливается перед ним, хватается за поручень.