Алексей Синиярв - Бляж

Для их, голенастых, расшаркалась железная дорога тормозным башмаком: всего-то ничего по крутой лесенке до самого синего моря; котеджики типа «всё мое ношу с собой», рассчитанные на спартанскую идиллию; светлая горница с подшивками «Гудка» и цветной амбразурой самого тяжелого в мире телевизора; четырехразовое питание с преобладанием жирной свиной тушенки и макаронно-крупяных изделий; турники-городки, чтоб было где понадежней шею свернуть; бильярд с выгоревшим сукном и кривыми киями; душевые кабинки с теплой водой и, соответственно, козырек «я вам спою еще на бис» у выложенной плитняком танцплощадки — нашего нынешнего рабочего места.

Подфартило с этим так.

Если сказать, что ехали мы конкретно — это значит, ничего не сказать: ехали мы по точному адресу, с рекомендациями и уверенностью во всех завтрашних днях на месяц вперед. Но всем известно, что человек всего лишь предполагает, а погода делается на небесах. Там, куда ехали, нас, как всегда, не ждали, там уже окопался баянист с улыбкой затейника и забаррикадировался радиолой с пластинками. Само собой, обед не прошел в прохладной, дружественной и добросердечной обстановке. Обед попросту блыстнул. Его до нас — ага. Не получилось и разговоров на предмет досуга. По этому точному адресу с досугом уже было всё отель, как один наш общий знакомый говаривал.

Оставив Лёлика прогреваться в привокзальном скверике, с тем, чтобы оградить от посягательств воровского элемента орудия производства, мы, подтянув сбрую, дунули стипль-чез по пансионатам, санаториям и спортивным лагерям, коих в округе немерено.

К вечеру, солоно не хлебавши, стоптав копыта до коренных, прикандыбали на станцию с раздраженным сердцем и равнодушной душой.

Пока мы, разложив на газетке вокзальную пищу, ломали хлеб и макали крутые яйца в крупную соль, Лёлик признался, что когда солнце поднялось в зенит, а чахлая тень рододендронов сошла на нет, он, сговорив за юкс манат аборигена посторожить гитары, рюкзаки и колонки, отошел в пределах видимости, промочить горло завозным пивом, бесчеловечно разбавленным до бледно-желтой водички со слабым запахом натурального продукта и полнейшим отсутствием пены. Там же, у бочки, ополоснув жабры теплым пойлом, деятель покалякал за жизнь с отдыхающим и трудящимся народом и с тех пор поджидал нас, от нетерпения приплясывая. По его агентурным данным всего в километре отсюда по каменной дорожке было то, что должно было быть по точному адресу.

Как советуют умные головы — важно оказаться в нужное время в нужном месте, а на банальности нам с прибором, пробором и перебором. До сегодняшнего дня музыканты в нужном месте якобы были, и аж из самой собачкиной столицы края, но, оглядевшись, давеча переметнулись в санаторий, где не только диетически кормят, но еще и платят, что совсем уж невероятно, а для полноты счастья содержат в холе и неге, в нумерах с ванной и кондиционером, что несколько похоже на сказку, и как поется — на обман.

Для разведки боем, Маныч с Минькой сбили со щек пыль железнодорожной водой, облачились в мятые парадно-выходные бобочки, Маныч захватил для представительности футляр с саксофоном, чтобы фанфарным золотом произвести впечатление и…

Наша жизнь — железная дорога: вечное движение вперед!

Позади пыльный вагон с липкими столиками и мокрыми бледнолицыми отпускниками, позади непереводимая игра слов по адресу громоздкого и неповоротливого багажа «этих блядских музыкантов» из уст замотанных проводниц, позади молодая вареная картошка с укропом, недоспелые и перезрелые дары садов и бахч, что несут пенсионерки к скорому, расписание которого знают лучше дежурного по станции, позади абрек, заломивший за перевоз нашего погорелого кабака диковинную цифру в государственных казначейских билетах, отпечатанных на фабрике Госзнака, позади Москва…

Завтракать в восемь, это, пожалуй, покруче, чем ужинать при свечах. Завтрак в такой интимный час трудно даже обозначить на оси ординат — масштаб просто не позволит. Сказать: нетактично, — нет, здесь не подойдет — лезет гуманитарность, гринпис, нет войне. Выразиться с буквой ять — опять же, — не у тещи на блинах. Как ни крути, а придется называть вещи своими прозаическими именами. Такие, с нашего позволения, шпицрутены, скажем хором — верх бесчеловечности.

Осторожный голос пискнет: ведь можно завтракать в обед. Можно. Дело хозяйское. Но до обеда надо еще доспать. Если здоровья хватит. Надо еще постараться.

Читать дальше