Алексей Цветков: После прочтения уничтожить

Чем глубже вчерашние бунтари-леваки проникали в культурную индустрию и медиа, тем сильнее там были позиции политкорректности. Массовую версию распространял Голливуд, бывший тогда «главной американской левой партией». Сегодня «Си-эн-эн» выдает своим журналистам словарики запрещенных слов и проводит ежедневные пятиминутки по «опасным темам». Опасным признается все, что касается упоминаний национальности, расы, религии, классовой принадлежности, имущественной состоятельности, непрестижной работы, пола, сексуальной ориентации или здоровья.

В Европе родиной политкорректности стала Франция. Она всегда претендовала на роль страны с самым левым культурным климатом в мире. Легендарные авторы из газеты «Либерасьен» — Серж Жюли, Андре Глюксманн, Ален Жейсмар и Бернар-Анри Леви (все — воспитанники философа Сартра) — разработали европейскую модель. Сущность ее была все та же: жить при капитализме, но говорить, писать-читать, вести себя так, будто все проблемы капитализма давно решены. Давайте не будем называть женщину товаром, и она, наверное, перестанет им быть. Давайте не будем называть жителя гетто изгоем и ему, наверное, станет лучше. Если мы не можем остановить эксплуатацию и войну, давайте найдем в университетском лексиконе менее обидные слова для этих явлений. «Война», например, запросто превращается в «миротворчество».

Во Франции в те годы к власти шел Миттеран и влиятельное издательство «Грассе» поставило перед собой задачу: перетащить всех модных радикалов на сторону этого кандидата. После этого на политкорректный язык перешла респектабельная газета «Монд», а вслед за ней британская «Гардиан» и немецкий «Шпигель». Завоевав более справедливые правила в языке (утверждали вчерашние студенческие вожаки), можно будет требовать их воплощения в реальности. И даже надеяться, что новый язык будет понемногу менять тех, кто говорит, и тех, кто слушает.

Западные интеллектуалы 1960-х носили бороды, как Че Гевара, и грезили о мировой революции. Капитализм мог бы вообще не реагировать на их претензии, но интеллектуал — ключевой работник информационного рынка. Он незаменим в создании-оформлении-распространении настроений-предпочтений-мнений. То есть просто закрыть глаза на претензии интеллектуала тоже не получалось. Со всеми этими разговорами про революцию нужно было что-то делать. И с ними действительно было что-то сделано.

Перво-наперво были раздуты истеричные мифы о том, что революция это обязательно океаны крови и миллионы сломанных судеб. На роль «коммунистического пугала» идеально подходил сталинизм, и вот появились сотни книг и десятки фильмов о кровавом кремлевском тиране. Часть вольнодумцев постарались купить и пересадили в кресла университетских профессоров или модных обозревателей. Ну а те, кто все равно чересчур упорно стремился к революции, рано или поздно оказались в тюрьме.

О том, как правильно нужно прощаться со своей радикальной молодостью был фильм «Год Оружия» с Шэрон Стоун. Бывший бунтарь становится честным американским журналистом, но находит в Италии тех, кто сделал из такой же молодости неправильные выводы – это боевики «Красных бригад», похищающие премьер-министра Альдо Моро.

Система одержала победу. И убедившись, что великих потрясений не будет, буржуа согласились на пару терапевтических пощечин. Формула перемирия была такой: давайте делать вид. Богатые будут делать вид, будто они не богатые, а бедные, будто они не бедные

Интеллектуалы описывали, каким мог бы быть мир, и медиа стали послушно имитировать язык этого будущего. Это и называется «политкорректностью». Давайте слушать этническую музыку, ценить свои национальные отличия, уважать женские права и гордиться бисексуальными свободами. И давайте не будем обращать внимание, что все это происходит на фоне голода в третьем мире, потери нациями суверенности, зависимости женщин и массовой гомофобии. Пока феминистки спорят о последних трех буквах в слове «конгрессмен» и решают, чем заменить корень his в слове history, за их окнами происходят массовые аресты «возможных террористов».

А что касается России, то у нас западной дуэли между интеллектуалом и капитализмом просто никогда не было. И потому политкорректность для нас не адекватна и не актуальна. Если у себя на родине правила возникали, чтобы хоть как-то защитить слабого, то за ее пределами правила используются строго наоборот. Политкорректность у нас применяется тем, кто сильнее, чтобы обезопасить себя от возможных конкурентов.