Дж. Т. Лерой - Сара

Она снова сообщила в микрофон позывные.

На сей раз откликнулся хрипловатый женский голос.

— Минуту, дай договорить.

— В общем, заметано.

— Жду тебя, моя сладкая дудочка. — Затем: — Слушаю, кто там. — Последние слова адресовались Милкшейк, снова сообщившей, что она не прочь развлечься.

— Калф Роупер уже забил тебя, детка, — предупредил предыдущий мужской голос.

— Тебе что, меня мало?

— Нет, мэм, приглашение отменяется.

— Тогда я на связи.

— Милкшейк, тебе помочь с этим выгребателем детских колясок? — спросила женщина.

— Спасибо, Сахарные Губки, я его сама выгребу. Ну, вот… — Она с довольным видом отключила рацию. — Заказ принят. Заработаю немного нам на обед и на игорные автоматы. — Она засмеялась, откидываясь в кресла.

— Чем ты собираешься с ним заниматься? — пораженно спросил я, не сводя глаз с рации.

— Да тем же, что и обычно. Дам ему полизать, немного приласкаю — и двадцать пять долларов в кармане.

— Ты уверена, что он именно этого хочет?

— А чего он еще может хотеть, у него фантазия убогая. — Она посмотрелась в складное розовое зеркальце.

Я покачал головой.

— Пошла стучать в дверь, как твоя мама, — захлопнула она крышкой свое отражение.

— Не понял…

Выходя из кабины, она бросила:

— Может, ты не знаешь… но твоя мама такая же ящерица-парковочница.

Хлопнув дверью, она махнула рукой на прощанье.

Я не разговаривал с Милкшейк, когда она вернулась и снова стала охотиться по рации. Сделал вид, что сплю. Она прибавила громкости, словно желая похвастаться, а, может, просто доконать меня. Мне хотелось чем-нибудь укрыться, чтобы свет не падал в глаза. Я все время боялся услышать по рации голос Сары. Милкшейк ушла на новое свидание, оставив рацию включенной. Я прибавил громкости у телевизора до упора, но все равно слышал в эфире знакомые стоны.

Утром мы ели пломбир с сиропом и орехами в круглосуточном ресторанчике.

— Я тоже так хочу, — заговорил я.

— Чего ты хочешь? — спросила она, тыкая ложкой в мороженое.

— На свидание, как ты, — я стукнул ложечкой по столу.

— Ты не сможешь, еще слишком молод, да и, потом, ты мальчик.

— Нет!

— Что-о? — Она уставилась на меня, переливаясь всеми цветами макияжа. — Ты разве не мальчик?

— Иногда — не мальчик, — опустив глаза, выдавил я.

Она залезла рукой под стол и пощупала. Я невольно отпрянул — и моя ложка зазвенела по полу.

— Черт! — воскликнул я, и тут же прикусил язык.

— Ты — парень, хотя у меня уже появились сомнения. — Она рассмеялась.

Тут я вспомнил, что дедушки все равно рядом нет, и завершил наш разговор другим «чертом», после чего улыбнулся.

Мы пошли в бесплатный душ на стоянке в ее тапочках, потому что там было скользко. Когда Милкшейк отправилась спать в свой трейлер, я снова был тут как тут у грузовика. Подергав дверь, я убедился, что она открыта. Я осторожно заглянул в кабину.

— Кенни? — послышался голос Сары из-за штор.

— Нет, мэм, — произнес я, запинаясь. — Это я.

— Лезь сюда.

Я осторожно прокрался к серебристой занавеске и медленно раздвинул ее.

Сара была в постели, жмурясь от света, проникшего за штору. Увидев меня, она призывно махнула рукой:

— Залезай.

Я пробирался к ней как в замедленной съемке, словно сквозь ореховое масло. Она сразу поинтересовалась, где я раздобыл шмотки и куда вообще запропастился. Похлопав по кровати, она указала, чтобы я сел рядом. Я подчинился.

— Ложись — сказала она. От нее пахло косметикой и прочими привычными запахами. — Ложись, — повторила Сара.

Я никак не мог понять отчего у нее такой странный голос. Не сердитый и даже не раздраженный. Я неуклюже улегся рядом, примостившись головой на краешке подушки.

— Ты все, что у меня есть, — заговорила она, обвив меня рукой. Я оглядел знакомую обстановку, которую уже начал забывать: белый унитаз, сияющий полумесяцем из темного угла, крошечный гудящий холодильник, полный энергетических напитков, «ледяного кофе» и кока-колы.

— Никто тебя у меня не отнимет, — продолжала она. На полу я заметил использованный одноразовый шприц и рядом ватный шарик, похожий на упавшее с неба облачко. — Лучше бы ты никуда не уходил. Не оставляй меня, — шептала она, скользя по мне ладонью, ниже живота. Из ее белой руки струился тонкий кровавый ручеек. Она часто тяжело дышала, изредка всхлипывая. Я стер кровь с ее руки и слизнул с пальцев: так кошка умывает своих новорожденных котят.

— Я твой, — шепнул я, приникнув к ее обездвиженному отяжелевшему телу.