Дж. Т. Лерой - Сара

— Стейси покорил много сердец, он был такой клевой девчонкой, — рассказывал Глэд, — и вот как-то раз некий молодой человек назначил ей свидание — и влюбился. Он увез Стейси, чтобы жениться. — Глэд вздохнул. — И что же — не прошло и месяца, как Стейси вернулась вся избитая, в слезах и соплях, и сказала, что супруг выгнал ее. Мы приняли беглянку, и все было как раньше. — Голос Глэда отвердел. — И в довольно скором времени мои девочки стали болеть. Блевотина как смола, кашель, как у собаки, они закатывали глаза и бормотали невнятное, будто разговаривали на неведомых языках. Пошел слух, что на «Голубятню» наложено проклятье. И что это моя магия принесла зло, — хмыкнул Глэд. — В конце концов я послал за старым шаманом из племени чокто. Он осмотрел девочек, их мочу синего цвета и все понял. Кто-то травил их ядом. Кто-то подобрал с земли высохший енотовый пенис, растолок и подкладывал его моим девочкам в пищу.

Он негодующе потряс головой.

— Меньше пяти минут заняло у меня выследить Стейси. Он в своем трейлере подмешивал истолченный пенис в жидкий блеск для губ, который ящерицы покупали у нее из-за чудесного магического блеска. Еще пятнадцать минут ушло на то, чтобы обнаружить ее супруга, вообразившего себя моим конкурентом. — Глэд презрительно оскалился, продолжая: — Он скупал падаль с дороги, все, что попадало под колеса. Доставал у охотников и покупал енотов в зоомагазинах, отсюда до самой Луизианы. Я не подал виду, что мне обо всем известно. Просто тихо сообщил девочкам, чтобы больше не покупали у Стейси. А сам угостил Стейси самыми соблазнительными жареными лепешками, которые она тут же на месте и сожрала. — Он довольно потер руки. — Ну и, короче говоря, намешал туда всякой всячины, которую получил в подарок от шамана. В результате шары у нее разнесло, как у быка на случке. — Глэд захихикал. — И тогда я отправил ее назад, к мужу. Теперь он уже не мог отказаться от Стейси под предлогом, что у нее не хватает гениталий. Вот как я познакомился со Стейси, и вот какие дела у меня были с Ле Люпом, ее супругом. — Глэд отряхнул ладони, как от налипшей грязи. — И вот почему Ле Люп так старательно доказывает проституткам свою мужественность. Устраивает из этого целый ритуал. К сожалению, пришлось и тебе вляпаться в это, — посетовал Глэд, обращаясь ко мне.

Я не стал говорить ему, что Ле Люп обошел меня стороной. Я вообще по преимуществу помалкивал, за исключением настойчивых просьб о тюбике обувного клея или фляжечке самогона.

Целый месяц я провалялся в кровати, приходя в чувство. Жил в трейлере Глэда и питался лечебными супами-гурмэ, приготовленными Болли. Волосы у меня отросли и уже прикрывали уши — впервые за два года почти я почувствовал себя длинноволосым.

Пирожок и Пломбир приносили мне книги и развлекали анекдотами о своих недавних приключениях на стоянке. Но стоило мне спросить о Саре — и разговор искусно переводился на другую тему.

Наконец как-то ночью, ощутив себя достаточно окрепшим, я выскользнул через окно и пустился по направлению к мотелю старого Харли. Задержавшись перед дверью, я осмотрел многочисленные выбоины — следы от ударов: к старым ссадинам прибавилось несколько свежих. Я прижался ухом, надеясь услышать спящее дыхание. Каждая клеточка моего тела взывала к Сапре, говоря: «вот, я вернулся». Казалось, мы — два магнита, разделенные хрупкой преградой фанерного листа. Наконец я постучал и, не получив никакого ответа, нажал кнопку звонка.

Я услышал за дверью приглушенные голоса мужчины и женщины, позвонил еще раз, настойчивее, стал колотить кулаком, пока не распахнулся проем, и я пронесся мимо мужика в комнату. В нашу комнату И нырнул под одеяло, как делал всегда.

Я слышал рассерженный негодующий рев, но, не обращая внимания, зарывался все глубже в одеяла, прижимаясь как можно теснее к моей голой матери.

Я не воспринимал воплей этой женщины, а просто лежал, пока мужчина не выволок меня из постели и со всего маху шваркнул о стену. И когда на меня посыпались удары, я закричал ей, лежавшей в постели:

— Мама, мама, мама!

Очнувшись, я обнаружил, что лежу в тюремной камере на продавленном матрасе. Тело мое было точно мешок с костями — на нем не было живого места.

— Они не стали возбуждать дело, Глэд. Можешь его забрать.

Решетка распахнулась, и в камеру вошел Глэд, посмотрев на меня с тоской, прожигавшей насквозь.

— Она уехала, — наконец сообщил он.

— Знаю, — уставился я в облупленный потолок.