Свифт Грэм - Свет дня

Адвокат сказал: «Мистер Миллс хочет изменить свои показания».

Я перевел взгляд на Кении. Кении смотрел на стол. Все-таки больше боится Дайсона, чем меня. Может, и прав.

«Мистер Миллс сообщил мне, что дал эти показания под вашим давлением».

Я посмотрел на юриста. Ах ты сука.

«Они не добровольно были даны. Мистер Миллс заявляет, что вы принудили его к этому запугиваниями и обманом».

И не возразишь. Послушать запись – так и получится.

«Кении...» – сказал я.

Он бросил на меня быстрый взгляд. Храбрый взгляд в своем роде. Храбро-трусливый.

Я и сейчас голову отдам на отсечение. Все так и произошло. С вероятностью девяносто пять процентов. Ручаюсь даже за окровавленный нож, которым Дайсон перед ним помахал.

Как бы то ни было, взглядов лента не фиксирует.

Я не мог ему сказать при адвокате и магнитофоне: он все равно тебе припомнит, Кении.

Нет, не припомнит. Потому что Кении отмажет Дайсона. Вдвоем они будут ржать насчет того, как доконали меня. Кении войдет теперь в кружок больших ребят.

Юрист, думаю, увидел. И детектив-констебль Росс, думаю, тоже. Что я на грани, вот-вот сорвусь. Лента таких вещей тоже не фиксирует.

И все-таки надежда – безнадежная надежда, – что Дайсон как-нибудь даст слабину.

Комнаты для допросов. Запах – как в заразных изоляторах.

Я пошел с Россом во вторую. О чем говорили Дайсон и юрист, пока меня не было? Суть я знал. Легавый блефует – не поддаваться, стоять на своем.

А теперь он даже мог заявить – и заявил, – что стал жертвой незаконных действий полиции.

Но Дайсон никакая не жертва – поверьте видавшему виды детективу-инспектору. Не жертва, а палач из палачей. Побоку все эти душещипательные байки, какими палачей перекрашивают в жертв: трудное детство и так далее и тому подобное. Он пустил Пателю кровь, потому что так хотел. Хотел и сделал.

Он молчал. Заговорил юрист. «Мой клиент не может ничего добавить к сказанному...»

Дайсон глядел на меня, и только. Теперь, когда я это вспоминаю, мне кажется, что он уже тогда там стоял, наверху, стоял и смотрел, как я падаю.

Потом Гиббс, новый суперинтендант, сказал, что ничем не может мне помочь. Никакого прикрытия не будет. Обстоятельства не позволяют. Полицию сейчас костерят все кому не лень. «Злостный нарушитель» – вот как он меня припечатал. Ему тоже понадобилось столкнуть меня вниз. Он не меньше моего хотел упрятать Дайсона, но вместо этого решил столкнуть меня вниз, в глубокую расселину.

Запах полицейских участков – даже в кабинете суперинтенданта. Кому захочется работать в таком месте?

А я надеялся – было, было, – что Патель не выкарабкается.

Юрист говорил. Дайсон глядел на меня. Глядел так, словно и передо мной помахал в проулке этим ножом. Попробуй выхвати, если сможешь. Я опять пошел в первую.

Адвокат Кении сказал: «Мистер Миллс подтверждает свои первоначальные показания».

Пиво и сигареты.

Я сказал: «Подумай еще, Кении».

Он смотрел на стол.

«Мистер Миллс...»

Иной раз говорят: света невзвидел. Да, что-то в этом роде. Что-то на меня нашло. Я видел только свои руки на горле у Кении.

Я набросился на него при свидетелях – при адвокате и Россе, – так что адвокату пришлось вмешаться. На Кении, на невиновного. Не на Дайсона даже.

Этому пришел-таки конец – так, по крайней мере, я считал. В том самом шестьдесят пятом, когда я поступил в полицию, Фримены переехали в Бристоль, и я подумал, что, если даже это не прекратилось раньше, теперь уж черта подведена. Хотя факт, секрет никуда не исчез. Тайно присутствовал.

Я искал на его лице признаки – сам не знаю чего. Грусти, тоски. Того, что могла бы заметить мама. Что с тобой, Фрэнк? Теперь-то я, конечно, понимаю, что препятствия, расстояния (Лондон – Бристоль) не обязательно означают конец того, что было.

Так или иначе, он всегда улыбался, всегда был весел. «Всех прошу улыбнуться». Так что как по нему поймешь?

В прошлом время от времени, большей частью по понедельникам, встречался с Кэрол Фримен. Ничего особенно серьезного. Лучше от этого или хуже?

А потом – двадцать один год спустя – он умер. Двадцать один год секрет тайно присутствовал, не выходя на поверхность, а за это время я стал сначала простым полицейским, а потом и детективом, женился, у меня родилась Элен, и я регулярно бывал у родителей по воскресеньям (родители Рейчел – случай особый). Я даже нет-нет да находил время сыграть с отцом в гольф, даже сидел с ним на той самой скамейке, под которой было много окурков. Тайное прибежище курильщиков. Мужей, которые вроде бы подвели черту, живущих с женами, которые никогда не узнают.