Иосиф Опатошу - Последний в семье

— Спроси что-нибудь полегче! — вздохнула Брайна и продолжила перекладывать жир в глиняную миску.

— Знаешь, Сорка, эти гуси — просто удача, — сказала Брайна. — У нас будет, чтоб не сглазить, целая миска смальца. Хорошо бы и на Пасху купить не хуже! Сейчас, конечно, все не то! Где это слыхано, чтобы в приличном доме еще не было смальца на Пасху? Ведь Пурим на носу! У людей, как я знаю, смалец на Пасху готовят с Хануки. Когда бабушка Ривкеле, долгих нам лет жизни, чистая душа, запасала смалец на Хануку, у нас, у детей, был настоящий праздник. Как сейчас помню. — Брайна довольно подбоченилась. — Моя бабушка, небольшого росточка, стояла на высоком стуле, мешала смалец и рассказывала нам, своим внукам, о бедной еврейке, праведнице, как та снимала жир, а из трубы показалась маленькая беленькая ручка. И сколько бы еврейка ни опорожняла миску, она вновь наполнялась до краев. И что ты думаешь? Бабушка, пусть ее ожидает светлый рай, рассказывала эту историю так, что мы, дети, вдруг увидели маленькую беленькую ручку, как у годовалого ребенка! Вот шуму-то было! Бабушка заплясала от радости, захлопала в ладоши, а мы подпевали:

И что ты думаешь? Пяти польских фунтов смальца хватало на семь-восемь дней. Это правда, как то, что я еврейка!

— А почему теперь больше не появляется рука? — с любопытством спросила Сорка.

— Потому, что теперь уже ни к чему, доченька моя. Мир становится все хуже. Вот возьмем, к примеру, тебя: сколько здоровья мне стоит, чтобы ты иногда молилась в субботу перед Новолетием? И поверь мне, что я в твои годы молилась три раза в день.

— А если я буду молиться три раза в день, то ручка появится? — улыбнулась Сорка.

— Может, и так, попробуй! Но это, доченька, уже не получится. Прежде чем сделать, ты договариваешься с Владыкой мира о воздаянии.

Послышался скрип колес — повозка, запряженная тремя лошадьми, остановилась во дворе. Брайна подошла к окну и принялась вытирать замерзшее стекло.

— Брайна, видишь, тетя Гитл тоже приехала! А вот и Борех, папа и так много евреев, смотри!

— Раз так, Сорка, быстро переодевайся! Не валяй дурака, чего ты ждешь? Я тоже надену другое платье.

— С чего вдруг?

— С того, — улыбнулась Брайна, — что я или полная дура, или немного пророчица. Сегодня, дай Бог, разобьем тарелку [17] В знак заключения помолвки, по еврейской традиции, разбивают тарелку. .

— А я не буду переодеваться! — почти крикнула Сорка.

— Сорка, послушай меня, не смеши людей. Не захочешь, никто тебя заставлять не будет! Сшитое можно распороть, доченька! К тому же он не чужой.

Мордхе в расстегнутой шубе по-хозяйски первым вошел в дом. За ним — миньян [18] Десять человек. замерзших, съежившихся хасидов с посиневшими носами.

— Ну, как дела, Брайночка? — Гитл вкатилась в дом, как бочонок, и обняла старуху.

— Не жалуюсь. А у тебя, Гитл, дорогая? Холодно, да?

Гитл сняла шубу, стянула одну кофту, за ней другую, развернула несколько шалей, и из бочонка превратилась в худую сгорбленную еврейку.

— А где Сорка?

— Переодевается. — Брайна растаяла от умиления. Она уже успела надеть на бритую голову шляпку из цветных лент, украшенную кораллами и позолоченными монетками. — Она ребенок, немного стесняется, ну что я могу вам сказать, Гитл, дорогая, ведь это, чтоб не сглазить, Сорка! Да вот она идет!

— Что же я, не знаю? — Гитл будто бы обиделась на то, что Брайна рассказывает ей о Сорке. — Хорошо знаю, ей есть в кого уродиться!

Хотя Сорка и не хотела быть невестой, она перебрала все свои платья, чтобы на этот раз понравиться и выглядеть красивой. Она сделала прическу, уложила две косы веночком вокруг головы, надела черное креповое платье с застежкой на боку, и, бледная от страха, с покрасневшими от слез глазами, шестнадцатилетняя Сорка словно внезапно повзрослела.

Сорка встала перед зеркалом, будто настоящая дама, приподняла подол платья, подумала, что выглядит как старшая дочь Исроэла Алтера, юная вдова, и с деланой улыбкой вышла к гостям.

— Взгляни, только взгляни, как она вырядилась! — Брайна пожала плечами. — Вся в черном? Почему ты не надела голубое платье? Говорят, что нет…

— Ладно тебе, — перебила ее Гитл, вышла навстречу Сорке и расцеловалась с ней. — Ну, Сорка, как дела? Как же ты выросла, чтоб не сглазить, тебя и не узнать!

Хасиды оживились, сняли тяжелые пальто, разошлись по дому, потирая руки и похлопывая одну о другую: