Томас Мор - Утопический роман XVI-XVII веков

Цель Дома Соломона — «познание причин и скрытых сил всех вещей и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным». Последние страницы «Новой Атлантиды» — это подлинная поэма науки и техники. В Бенсалеме роют глубочайшие рудники и получают искусственные металлы с заданными свойствами; здесь имеются механизмы, движение которых быстрее, чем полет мушкетной пули. Подчинена сила мощнейших водопадов, и созданы столь же мощные магниты: соедините их мысленно, и вы получите идею гидроэлектростанции! Есть печи, в которых достигнут жар солнца. Есть подводные лодки и летательные аппараты. Не забыто и сельское хозяйство: Дом Соломона создал рецепты сложных удобрений, прививки и скрещивания дали жизнь новым сортам и породам растений и животных. В Бенсалеме заботятся о здоровье человека: улучшена природная пища и разработана искусственная, с целебными свойствами. Опыты по оживлению мертвых животных приведут, по-видимому, и к спасению человеческих жизней. Сила опытного мышления и наблюдательность неизмеримо возросли, ибо созданы приборы, которые улучшили природное зрение и слух, обоняние и осязание человека. И так далее, и тому подобное. «Новая Атлантида» — это целый каскад научно-технических идей, которые были впоследствии все, или почти все, осуществлены. В этом смысле перед нами не утопия, а вариант научной фантастики, одним из предшественников которой может быть назван Фрэнсис Бэкон. Его идей хватило на сотню фантастических романов вплоть до XX столетия, и в этом его немалая заслуга.

В чем же смысл его утопизма? Он двойствен, противоречив. Поскольку Бэкон защищает и увековечивает экономические и политические интересы буржуазии, «Новая Атлантида» есть антиутопия, реакционное мечтание. Но Бэкон не только идеолог промышленной и торговой буржуазии, он ученый-интеллектуал, он влюблен во все разумное. Он совершенно искренне соединяет интересы своего класса с интересами страждущих масс, хочет облегчить их участь и поэтому остается гуманистом. Положительный смысл его утопии в утверждении всесильности знания.

Эта мысль, впервые высказанная им еще до «Новой Атлантиды» в 1606 году, находит, между прочим, свою параллель в последней драме Шекспира «Буря» (1611), драме-завещании. Мудрец Просперо с иронией относится к идеалу наивного потребительского коммунизма гуманного правителя Гонзало, основанному на «естественном состоянии» и милостях природы. В обществе Гонзало нет богатых и бедных, торговли и наследования, никто не ведет войн и отсутствует верховная власть. Идеал утопического социализма доведен здесь до абсурда, ибо никто не трудится и природа остается единственным источником существования. Просперо более мудр, его идеалы основаны на деятельной природе человека. Он не тщится перевоспитать злодея Калибана, но он хочет парализовать силы зла через гармоническое сочетание интересов разных сословии, которые трудятся, как пчелы в улье. А наверху ученые, создающие книги, концентрат знаний. Вот в чем источник мудрости и силы, источник интеллектуального могущества, преобразующего мир! Шекспир предвосхитил идею Дома Соломона.

Безусловно, проблема создания изобилия, на котором зиждется богатая духовная жизнь социалистического общества у Мора и Кампанеллы, решена ими не до конца. Всестороннее развитие науки и техники в Новой Атлантиде восполняет этот пробел. Но вполне ли осуществимы бэконовские идеалы кооперации науки и использования научных открытий в общегосударственном масштабе в тех рамках, которые полагает капиталистическая собственность и буржуазное государство? Кому, собственно, принадлежат эти идеалы в последующем историческом развитии?

В книге «Конец идеологии», изданной в 50-е годы нашего века, профессор Колумбийского университета Дэниел Белл, автор теории так называемой «постиндустриальной цивилизации», прямо ссылается на Бэкона и «Новую Атлантиду», как первоисточник идеи «интеллектуализованной технократии». В новом варианте Дома Соломона, сконструированном Д. Беллом, действительно, доведены до абсурда реакционные стороны утопии Бэкона. Правящая интеллектуальная элита превратила «вечное» классовое деление в общественную трагедию, ибо едва ли можно назвать людьми бездумных исполнителей и потребителей, составляющих массу населения, все действия и мысли которых находятся под жестким контролем. От гуманистических иллюзий Бэкона здесь не остается и следа. Очевидно, что Дом Соломона как средство всеобщего счастья — это неосуществимая мечта, и язвы капитализма не могут быть излечены никакой техникой и никаким изобилием материальных благ. Научно-производственная ассоциация общегосударственного значения невозможна в условиях анархии производства; она находит свое законное место только в социалистическом обществе, основанном на планировании хозяйства и самого развития науки. В этом смысле Бэкон принадлежит нам, а не тому обществу, которое его породило.