Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

Она стала ночевать у Сереле, в одной кровати с ней. Она непрерывно разговаривала с ней, шушукалась, болтала, внезапно сжимала ее в объятиях и целовала, шепча — как тогда, когда она кидалась обнимать чужих детей:

— Сереле! Так бы и съела тебя!

Та пугалась.

Иногда Малкеле забирала к себе на ночь служанку и не давала ей глаз сомкнуть. То дарила ей платье и непременно желала, чтобы та надела его прямо среди ночи; то начинала выспрашивать, был ли у нее когда-нибудь жених; то обхватывала ее за талию и начинала кружить в танце.

Служанка, девица с большой пышной грудью, не осмеливалась приблизиться к ребецн, но Малкеле силой заставляла ее.

Однажды она даже вытащила из шкафа одежду ребе, надела его ватный халат, нахлобучила на голову шляпу и велела служанке подойти к ней за благословением.

На девицу напал дикий хохот.

— Ой, господи боже ты мой, — заливалась она, — если бы люди увидели!..

Малкеле заразилась ее хохотом, засмеялась громко, дико, сгибаясь в три погибели. Когда одна заканчивала смеяться, начинала вторая.

Потом Малкеле написала письмо тете Эйделе, чтобы та приехала к ней в гости. Тетя приехала. Но она сразу же начала читать Малкеле мораль, рассказывать хасидские притчи и истории о чудесах. К тому же ей очень хотелось знать, когда же Малкеле забеременеет. И Малкеле поскорее отослала ее домой. Надавала ей с собой пакетов, набитых платьями, и прогнала.

Она начала бродить одна по белым полям, по засыпанным снегом дорогам. Смотрела на одинокие голые тополя, что простирали ветви в зеленоватый морозный воздух. Разглядывала каждое холодное крыло ветряной мельницы, что ясно вырисовывалось на фоне красного зимнего неба. Слушала голоса черных вороньих стай, что прыгали по снегу, сбивались в кучки и вдруг с торопливым карканьем срывались и улетали.

Закутанная в черное, блуждающая по снегу, она и сама выглядела как ворона. Она даже начала прыгать по снегу, подобно им, и махала руками в воздухе, как крыльями, будто хотела улететь вместе с черными птицами. Крестьяне пугались ее, думали, что это ведьма, и крестились.

Дальние дали, которые всегда манили Малкеле, теперь снова раскинулись перед ее глазами. Ее позвали свистки поездов, красные кондукторские фонарики, что проносятся в ночи, и чужие города в тех краях, где живет мама с чужим мужчиной.

Она начала думать о побеге. Надо было только дождаться весны. Но весной, перед Пейсахом, пришла телеграмма из Рахмановки: Нохемче выехал в Нешаву.

Малкеле кинулась на шею Сереле и стала целовать ее так бурно, что та вытаращила на нее свои большие, влажные, как у теленка, глаза.

— Ну будет тебе, — сердито сказала Сереле, — чуть не задушила меня.

Щедрая весна, сочная, как спелое яблоко, пришла с окрестных гор и наполнила Нешаву радостным журчаньем тающего снега, плеском вьющихся по земле ручейков, что светятся на солнце, как разлитое серебро. Гнилые обломки веток, галька, обглоданные птичьи кости, пожухшие сосновые иглы и высохшие шишки мчались с гор вместе с водой и несли с собой весточки от потаенного счастья, пробуждающихся надежд и от здоровой радости, ради которой стоит жить на свете.

Весна текла изо всех дыр, изо всех трещин в земле, из каждой кучки мусора, каждой груды сухих листьев. Солнце лежало на всех залатанных крышах, купалось в каждом ручейке, играло на островерхой красной крыше синагоги, на черных железных крестах католического храма и золотом куполе маленькой русской церквушки.

На рассвете от вспаханных черных полей поднимался пар. Вместе с пылающей зарей всходила зеленая трава, пробиваясь из нагретой черной земли. Из талого снега выглядывали ростки озимой ржи, такие зеленые, яркие, что крестьяне возносили хвалу Богу и кидали комки земли в пищащих птиц, отгоняя их от посевов. Подснежники с любопытством вытягивали вверх скромные головки. Одиночные аисты, возвращаясь из теплых краев, описывали круги в прозрачном небе, оглядывали соломенные крыши хат и амбаров и улетали обратно, громко щелкая клювами, — рассказать своим, что приближается лето.

Мальчишки встречали их с радостью, хлопали в ладоши:

— Король-бочан [86] Bocian — аист ( польск. ). , гнездо горит!

По ночам из болот стало раздаваться кваканье лягушек. Теплые дожди мягко омывали крыши, капли дождя со звоном падали в стоящие у домов бочки, в глиняные горшки, которые девушки выставляют наружу, чтобы потом вымыть мягкой дождевой водой густые волосы и заплести в тяжелые косы.