Жюль Валлес - Инсургент

И я прилежно посещаю уроки, чтобы быть в курсе местной философии.

Сегодня начало занятий на словесном отделении; вступительную лекцию прочтет профессор истории.

Да я же знаю его, этого профессора!

Будучи студентом третьего курса Нормальной школы, он преподавал нам в лицее Бонапарта риторику как раз в ту пору, когда я изучал ее.

Это было в 1849 году,— и, я помню, у него срывались тогда смелые, революционные фразы. Я даже вспоминаю, что он приходил в кафе вместе с Анатоли [5] Анатоли — школьный товарищ Валлеса. (он был знаком с его старшим братом) и что однажды, услышав, как я за соседним столиком разносил Беранже, он повернул голову в мою сторону.

Фамилия моя, конечно, тут же улетучилась из его памяти, но он запомнил мое лицо. Случай этот он тоже не забыл, и, когда я после лекции подошел к нему, он сразу узнал меня.

— Ну, что поделываете? Я слышал, что вас не то сослали, не то убили на дуэли...

Я признался ему, что приспособился к обстановке, примирился со своей участью, доволен дисциплиной и что меня вполне удовлетворяет эта жизнь, — пробочник для сидра в одной руке, ложка — в другой, глаза устремлены на тихую гладь реки...

— Черт возьми! — проговорил он тоном врача, услыхавшего о дурных симптомах. — Заходите ко мне, потолкуем. Я буду рад отдохнуть хоть немного от всех этих глупцов и ничтожеств.

И он жестом указал на директора и на группу своих коллег.

И это говорит преподаватель, пользующийся милостями всего начальства!

Зачем только я его встретил!

Я жил спокойно, чудесно отдыхал; он снова взбудоражил меня, и, когда в воскресенье я расстегиваю за десертом пряжку и увиливаю от волнующих разговоров, он тормошит меня:

— Надеюсь, вы не собираетесь обратиться в буржуа и разжиреть. Уж лучше я предпочту выслушать от вас еще несколько оскорблений за мой июньский крест [6] Июньский крест — орден, которым были награждены участники подавления восстания парижского пролетариата 23—26 июня 1848 г. .

Я действительно в первое же мое посещение наговорил ему много оскорбительного по поводу его ордена и хотел сразу же уйти.

Он удержал меня.

«Мне было тогда всего двадцать лет... я оказался в толпе учеников нашей Нормальной школы... Не уясняя себе значения этого восстания, я стал на сторону Кавеньяка [7] Кавеньяк Луи-Эжен (1802—1857) — французский генерал, губернатор Алжира, в мае 1848 г. был назначен военным министром, руководил кровавым подавлением Июньского восстания парижских рабочих. Стоял во главе правительства вплоть до избрания Лун Бонапарта президентом республики (декабрь 1848 г.). , считая его республиканцем, и первым вошел на площадь Пантеона, где забаррикадировались блузники. Мне поручили сообщить об этом в Палате, и там мне нацепили эту ленточку. Но, клянусь вам, я никого не убил, а нескольким повстанцам даже спас жизнь, рискуя своей собственной. Останьтесь!.. Вы хорошо знаете, что человек может измениться, поскольку сами признались, что и вы уже не тот...»

Он протянул мне руку, я пожал ее, и мы стали друзьями.

Я заслужил также расположение одного из его коллег, седовласого папаши Машара. Пережив свою славу в Париже, он похоронил себя в провинции.

— Который из вас Вентра? — спросил он, обращаясь к репетиторам, собравшимся на вторую годовую конференцию.

Я отделился от группы.

— Откуда вы? Где получили образование?.. В Париже? Держу пари, что вы что-то окончили!

И он заставил меня прочесть вслух мою конкурсную работу.

— Да вы — писатель, сударь! — неожиданно выпалил он и, уходя, заставил меня проводить его до дверей своего дома. Дорогой я рассказал ему свою историю.

— Так, так! — сказал он, покачав головой. — Если б это зависело только от господина Лансена и от меня, то вы уже в августе были бы лиценциатом. Но удержитесь ли вы до тех пор? Оставит ли вас директор? Вы производите впечатление независимого человека, а ему нужны лакеи...

— Я уж и так стараюсь быть незаметным, приспособиться... Я решил пойти на унижения...

— Возможно, что вы и стараетесь, но ведь сразу видно, что вы собой представляете, и все эти ничтожества понимают ваше презрение к ним.

Старый учитель был прав. Не к чему мне было прикидываться смиренным, отращивать брюшко и читать Benedicite.

Факультетские святоши, директор и священник лицея решили выжить меня. Моя жесткая борода, мой открытый взгляд, стук моих каблуков — при всей легкости шагов — оскорбляют их бритые подбородки, бегающие глаза, их шаркающую походку.