Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

Лейтенант все смотрел на лес, и вслед за ним они тоже повернули головы в ту сторону и так же безмолвно уставились на далекие деревья, словно старались проникнуть в тайну полета, совершенного пулей.

Конечно, лейтенант вынужден был теперь взять саблю в левую руку. Он не взял ее за эфес, а схватил неуклюже за середину клинка. Оторвав взгляд от враждебного леса, он посмотрел на саблю, которую держал в руке. Казалось, он не знает, что с ней делать и куда ее девать. Оружие сразу превратилось в какой-то непривычный для него предмет. Он озадаченно смотрел на него, словно ему дали в руки трезубец, скипетр или лопату.

Наконец он попытался вложить саблю в ножны. Вложить саблю, держа ее левой рукой за середину клинка, в ножны, висящие у левого бедра, — трюк, достойный цирковой арены. Тяжело дыша, как борец, раненый офицер вступил в отчаянное единоборство с саблей и болтавшимися на боку ножнами.

Но тут наблюдавшие это солдаты очнулись от своей каменной неподвижности и сочувственно столпились вокруг лейтенанта. Ординарец взял у него саблю и бережно вложил ее в ножны. При этом он напряженно отклонился назад, остерегаясь хотя бы пальцем прикоснуться к лейтенанту. Рана необъяснимо возвышает человека в глазах окружающих. Здоровых людей смущает это незнакомое им и пугающее величие. Рука раненого как будто готова приподнять завесу над всеми тайнами бытия, и тогда муравьи и властители, войны и города, снег и солнечный свет, и перо, выпавшее из крыла птицы, — все обретает свой подлинный смысл. Это могущество как бы одевает ореолом окровавленное тело и нередко заставляет остальных чувствовать свое ничтожество. Товарищи раненого в глубоком раздумье смотрят на него широко раскрытыми глазами. Они безотчетно боятся, что одно прикосновение пальца может повалить его на землю, ускорить трагическую развязку, мгновенно низринуть его в туманную, серую неизвестность. Вот почему ординарец так пугливо отклонился назад, вкладывая в ножны саблю лейтенанта.

Кто-то из солдат пришел лейтенанту на помощь. Он робко подставил плечо, чтобы лейтенант мог на него опереться, но тот только уныло отмахнулся. У него был вид человека, который понимает, что он — жертва страшного недуга, и сознает свою беспомощность. Он снова взглянул на лес, видневшийся за краем бруствера, повернулся и медленно зашагал прочь. Левой рукой он осторожно поддерживал раненую руку, словно она была стеклянная.

И солдаты молча посмотрели на лес, потом на удалявшегося лейтенанта, потом снова на лес и снова на лейтенанта.

Когда раненый офицер вышел за линию огня, он увидел многое, чего никогда не видал, пока сам участвовал в сражении, Он увидел генерала на вороном коне, который глядел поверх синих рядов пехоты на зеленый лес вдали, осложнявший его задачу. Адъютант проскакал бешеным галопом, резко осадил коня, отдал честь и протянул донесение. Все это поразительно, до мельчайших подробностей напоминало какое-то историческое батальное полотно.

Позади генерала и его штаба горнист, несколько ординарцев и полковой знаменосец делали отчаянные усилия, чтобы удержать на месте обезумевших лошадей и сохранить должную дистанцию, а снаряды гудели над ними, заставляя лошадей дрожать и яростно рваться прочь.

Грохочущей, сверкающей массой батарея разворачивалась на правом фланге. Бешеный стук копыт, крики ездовых, проклятия и поощрения, понукания и угрозы и, наконец, грохот колес и блеск приподнятых стволов орудий приковали к себе внимание лейтенанта. Батарея развертывалась мощной дугой, вид которой заставлял биться сердце. Порой движение батареи замирало, и в этих паузах было что-то драматическое, как в мгновениях неподвижности, следующих за ударом волн о скалы, а когда она снова устремлялась вперед, в хаосе колес, рычагов и стволов орудий обнаруживалось прекрасное единство, точно это был один гигантский механизм. И грохот батареи звучал как песня войны, до самой глубины проникая в души людей.

Лейтенант стоял, все так же бережно, словно стеклянную, поддерживая свою руку, и глядел на батарею, пока все не слилось в его глазах в одну темную массу, над которой появлялись и исчезали фигуры размахивавших хлыстами ездовых.

Потом лейтенант посмотрел в ту сторону, где шел бой и где выстрелы то трещали, как сухой хворост в огне, то рассыпались с раздражающей неравномерностью, то перекатывались, как гром. Он увидел, дым, клубами вздымавшийся вверх, и толпы солдат, бежавших с криком вперед, и других, которые стояли и беспорядочно палили куда-то в пространство.