Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

Так и мы.

— У них невесть сколько народу полегло. Приди какая старуха с метлой лес подметать — мусору не обобралась бы.

— А приди через час — еще больше вымела бы.

Лес все еще изнемогал под бременем грохота. Из-за деревьев доносились раскаты ружейной стрельбы. Дальние кустарники напоминали дикобразов, ощетинившихся странными огненными иглами. Темное облако дыма, словно на дотлевающем пожарище, устремлялось к солнцу, яркому и радостному в эмалевой синеве неба.

Полк отдыхал. Его ломаная линия несколько минут была неподвижна. За время этой паузы бой в лесу достиг такого ожесточения, что, казалось, от выстрелов колеблются деревья и земля дрожит под ногами бегущих людей. Голоса орудий слились в нескончаемый долгий гул. Дым так сгустился, что нечем было дышать. Легкие солдат жаждали хоть глотка свежего воздуха, их пересохшие рты — хоть капли воды.

Пока длилась передышка, какой-то тяжелораненый, не умолкая, вопил от боли. Может быть, он вопил и тогда, когда они отбивали атаку, но его никто не слышал. Теперь же все обернулись и посмотрели на землю, откуда неслись жалобные стоны.

— Кто это? Кто это?

— Джимми Роджерс. Это Джимми Роджерс.

Несколько человек направились к раненому, но, увидев его лицо, боязливо остановились поодаль. Лежа в траве, неестественно извиваясь и дергаясь, он непрерывно кричал. Заметив нерешительность товарищей, он пришел в исступление и начал осыпать их проклятиями.

У друга юноши была какая-то географическая иллюзия насчет близости ручья, и он отпросился пойти за водой. На него тут же посыпался град манерок. «Захвати и мою, ладно?», «И мне принеси заодно», «И мне». Он ушел, тяжело нагруженный. Вместе с ним отправился и юноша, мечтая о том, как он погрузит разгоряченное тело в ручей и, не вылезая из воды, выпьет по меньшей мере бочку.

Их торопливые поиски оказались безуспешными: никакого ручья они не обнаружили.

— Нет здесь воды, — сказал юноша.

Они тут же повернули и пошли назад.

Когда перед ними вновь открылось поле боя, они увидели гораздо больше, чем с позиции полка, тонувшей в клубах порохового дыма. Они различали темные извилистые линии на земле, обнаружили на какой-то прогалине ряд пушек, изрыгающих серые облака, прорезанные яркими вспышками оранжевого пламени. За купой деревьев виднелась крыша дома. Окно сверкало сквозь листву зловещим алым блеском. Над домом высилась наклонная башня дыма.

Оглядывая войска, они увидели людские толпы, медленно принимающие правильные очертания. Солнце играло на стальных остриях. В тылу, у самого горизонта, по склону холма вилась дорога, забитая отступающей пехотой. Наполненные ревом леса и перелески источали дым. Кругом по-прежнему все грохотало.

Совсем близко от них проносились, гудя и воя, снаряды. Порой пуля, жужжа, вонзалась в дерево. По лесу бродили раненые и отставшие от своих частей солдаты.

Сквозь просвет между деревьями юноша и его друг заметили в роще раненого, ползущего на четвереньках; на него чуть не наехал генерал, который в это время что-то сердито кричал своим штабным. Круто осадив коня, ронявшего пену с оскаленной морды, генерал ловко сманеврировал и объехал раненого. Тот сделал мучительное усилие и быстро отполз в сторону, но добравшись до защищенного места, сразу обессилел. Одна рука у него подогнулась, и он упал на спину. Так он и остался лежать, почти бездыханный.

Через мгновение маленькая кавалькада, оглашая лес хрустом веток, поравнялась с юношей и его другом. К генералу подскакал офицер, сидевший на лошади с искусной небрежностью ковбоя. Друзья, никем не замеченные, подались было назад, но не ушли, горя желанием подслушать разговор командиров. — Быть может, те произнесут великие исторические слова, предназначенные лишь для посвященных.

Генерал, — он командовал дивизией, в которой служили друзья, и они знали его в лицо, — посмотрел на офицера и сказал таким тоном, словно критиковал его манеру одеваться:

— Неприятель подтягивает части для новой атаки. Удар придется по Уайтерсайду, и, боюсь, они прорвутся, если мы из кожи вон не вылезем и не сдержим их.

Офицер сердито ругнул своего норовистого коня, потом откашлялся.

— Их будет дьявольски трудно остановить, — коротко сказал он, поднося руку к шляпе.

— Еще бы не трудно! — согласился генерал. Затем он начал что-то быстро и тихо объяснять, подкрепляя слова движениями указательного пальца. Друзья расслышали только его заключительный вопрос: