Бенедикт Спиноза: Этика

В природе вещей не может быть двух или нескольких субстанций той же самой природы или того же самого атрибута.

Если бы было несколько различных субстанций, то они должны были бы различаться или разностью атрибутов, или разностью состояний (по предыдущему пол.) Если только разностью атрибутов, тогда, значит, допускается, что может быть только одна субстанция с одним и тем же атрибутом. Если же разностью состояний, то – так как субстанция по природе предшествует своим состояниям (по пол. 1) – рассматриваемая без состояний, а сама по себе, т. е. (по опред. 3 и аксиоме 6) рассматриваемая правильно, она не может быть представлена отличной от другой, т. е. (по пред. пол.) не может быть нескольких субстанций, но только одна, – что и требовалось доказать.

Одна субстанция не может быть произведена другой субстанцией.

В природе вещей не может быть двух субстанций с одинаковым атрибутом (по пред. пол.), т. е. (по пол. 2) таких, которые бы имели что-либо общее между собой; поэтому (по пол. 3) одна не может быть причиной другой, или одна не может происходить от другой, – что и требовалось доказать.

Из этого следует, что субстанция не может быть произведена чем-нибудь другим. Ибо в природе вещей нет ничего, кроме субстанций и их состояний, как следует из акс. I и опред. 3 и 5. Но она не может быть произведена и другой субстанцией (по пред. пол.). Итак, субстанция абсолютно не может быть произведена чем-нибудь другим, – что и требовалось доказать.

Это еще легче доказывается абсурдностью противного. Ибо если бы субстанция мота быть произведена чем-нибудь другим, то познание ее должно было бы зависеть от познания ее причины, (по акс. 4), а поэтому (по опред. 3) она не была бы субстанцией.

К природе субстанции принадлежит существование.

Субстанция не может быть произведена чем-нибудь другим (по короля, пред. пол.); она, следовательно, должна быть причина самой себя, т. е. (по опред. 1) сущность ее обязательно заключает в себе существование, или к природе ее принадлежит существование, – что и требовалось доказать.

Всякая субстанция есть необходимо бесконечна.

Существует только одна субстанция с одним и тем же атрибутом (по пол. 5), и к ее природе принадлежит существование (по пол. 7). Итак, по своей природе она будет существовать конечной или бесконечной. Но она не может быть конечной. Ибо (по опр. 2) она должна была бы ограничиваться другой субстанцией такой же природы, которая также непременно должна была бы существовать (по пол. 7)\ поэтому существовали бы две субстанции с одинаковым атрибутом, что абсурдно (по пол. 5). Следовательно, существует бесконечная субстанция, – что и требовалось доказать.

Так как быть конечным на самом деле составляет отчасти отрицание, а быть бесконечным – абсолютное утверждение существования какой-либо природы, то уже из одного пол. 7 следует, что всякая субстанция должна быть бесконечна.

Я не сомневаюсь, что многим, которые путано рассуждают о вещах и не привыкли познавать вещи посредством их первопричин, будет трудно понять доказательство 7 пол.; особенно потому, что они не делают различия между видоизменениями субстанций и самими субстанциями и не знают, каким образом происходят вещи. Отсюда следует, что они приписывают субстанциям начало, которое, как они видят, имеют вещи в природе. Кто не знает истинных причин вещей, тот все смешивает и без всякого противодействия со стороны ума представляет себе деревья так же говорящими, как люди, и воображает, что люди могут произойти так же из камней, как из семян, и что всякие формы могут изменяться в какие угодно формы. Так же точно и те, которые смешивают божественную природу с человеческой, легко приписывают Богу человеческие страсти, особенно когда они не знают, каким образом страсти производятся в душе. Но если бы люди вникали в природу субстанции, то нисколько не сомневались бы в истине пол. 7; даже оно было бы для всех аксиомой и принадлежало бы к общепринятым понятиям. Ибо под субстанцией они разумели бы то, что существует в себе и представляется само по себе, т. е. то, познание чего не нуждается в познании какой-нибудь другой вещи; а под видоизменениями – то, что есть в другом, так что представление их образуется от представления той вещи, в которой они существуют. Поэтому-то мы можем иметь истинные идеи о видоизменениях несуществующих, так как, хотя они на деле и не существуют вне разума, все-таки сущность их содержится в другом так, что они могут быть представлены посредством его же. Истина же субстанций вне разума находится только в них самих, поскольку они представляются посредством самих себя. Итак, если кто-нибудь скажет, что он имеет ясное и отчетливое, т. е. истинное, понятие о субстанции и тем не менее сомневается, существует ли такая субстанция, то это будет все равно, как если бы он сказал, что он имеет истинное понятие и тем не менее сомневается, не ложно ли оно (как это очевидно для всякого достаточно внимательного); или если кто-то утверждает, что субстанция может быть сотворена, то он этим утверждает также, что ложная идея сделалась истинною, а абсурднее этого нельзя ничего себе и представить. Поэтому необходимо признать, что существование субстанции, как ее сущность, есть вечная истина. А отсюда мы можем заключить другим способом, что существует только одна субстанция одной и той же природы, – что я счел стоящим труда доказать здесь. Но чтобы сделать это в порядке, необходимо заметить: 1) что истинное определение каждой вещи не содержит и не выражает ничего, кроме природы определяемой вещи. Из чего следует, 2) что никакое определение не содержит и не выражает какого-нибудь известного числа индивидуумов, так как оно ничего другого не выражает кроме природы определяемой вещи. Например, определение треугольника не выражает ничего другого кроме простой природы треугольника, но оно не выражает какого-либо известного числа треугольников. 3) Нужно заметить, что для каждой существующей вещи неизбежно должна быть какая-нибудь определенная причина, по которой она существует. 4) Наконец, нужно заметить, что эта причина, по которой какая– нибудь вещь существует, или должна содержаться в самой природе и определении существующей вещи (именно потому, что к природе ее принадлежит существование), или должна быть вне ее. Из этих положений следует, что если в природе существует какое-нибудь известное число индивидуумов, то неизбежно должна быть причина, почему существует именно столько индивидуумов и почему не больше и не меньше. Если бы, например, в мире существовали двадцать человек (для большей ясности я предполагаю, что они существуют одновременно и что прежде них не существовало других), то для того чтобы объяснить, почему их существует двадцать, не достаточно было бы показать причину человеческой природы вообще, но, кроме того, необходимо было бы показать причину, почему существует именно двадцать, а не более и не менее, так как (по замечанию 3) относительно каждого из них должна существовать причина, почему он существует. Но эта причина (по замечаниям 2 и 3) не может содержаться в самой человеческой природе, так как истинное определение человека не заключает в себе двадцатиричного числа.