Карел Чапек - Последний суд

— Что уже она делает сейчас?

— Как раз сейчас она пришла в лавку Влчека и покупает там нитки, потом будет шить до темноты. Помнишь эту лавку? Однажды ты купил там стеклянный, отливающий всеми цветами радуги шарик. Тебе тогда было шесть лет. В первый же день ты потерял его и никак не мог найти. Помнишь, как ты плакал от досады и огорчения?

— А куда же он закатился? — спросил Куглер, сгорая от любопытства.

— Под желоб. Ведь он лежит там и поныне, а с тех пор минуло тридцать лет. Сейчас на земле идет дождь, и стеклянный шарик перекатывается под струей холодной, журчащей воды.

Куглер склонил голову, потрясенный. Но председатель надел очки и сказал спокойно:

— Свидетель, мы должны перейти к делу. Убивал обвиняемый? Бог-свидетель кивнул.

— Он убил девять человек. Первого в драке. За это он попал в тюрьму, где окончательно развратился. Второй жертвой была неверная любовница. Его приговорили к смерти, но он бежал. Третьим был старик, которого он ограбил. Четвертым — ночной сторож.

— Разве он умер? — воскликнул Куглер.

— Умер через три дня, — сказал Бог. — В страшных мучениях, и оставил после себя шестерых детей. Затем были убиты пожилые супруги: он зарубил их топором и нашел у стариков только шестнадцать крон, хотя у них было припрятано больше двадцати тысяч.

Куглер вскочил:

— Да где же, скажите, пожалуйста?

— В тюфяке, — сказал Бог. — В холщовом мешочке под соломой, где эти скряги прятали деньги, нажитые ростовщичеством. Седьмого он убил в Америке. Это был переселенец, земляк, беспомощный, как ребенок.

— Так они были в тюфяке, — прошептал изумленный Куглер.

— Да, — продолжал Бог. — Восьмым был прохожий, он случайно попался по дороге, когда за тобой гнались. Тогда у тебя, Куглер, было воспаление надкостницы и ты сходил с ума от боли. Чего только ты не натерпелся, парень! Последним был полицейский, которого ты убил перед самой своей смертью.

— Почему он убивал? — спросил председатель.

— Как и все люди, — отвечал Бог. — По злобе, от жадности к деньгам, преднамеренно и случайно, иногда с наслаждением, иногда по необходимости. Был он щедр и часто помогал людям. Ласков был с женщинами, любил животных и держал свое слово. Нужно ли еще говорить о его добрых делах?

— Спасибо, — произнес председатель, — не нужно. Обвиняемый, хотите ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание?

— Нет, — ответил равнодушно Куглер, потому что теперь ему уже все было безразлично.

— Суд удаляется на совещание, — объявил председатель, и все четверо вышли. Бог и Кутлер остались одни в судебном зале.

— Кто они? — спросил Куглер, показывая кивком головы на уходящих.

— Люди, как и ты, — сказал Бог. — Они были судьями на земле и теперь судят здесь. Куглер грыз ногти.

— Я думал… Меня это не волновало, но я ожидал, что судить будете вы, потому что… потому…

— Потому что я Бог. — закончил великий старец. — Вот именно оттого и нельзя, понимаешь? Я все знаю, и поэтому вообще не могу судить. Ведь это невозможно! Как ты думаешь, Куглер, кто тебя в тот раз выдал

— Не знаю, — удивленно ответил Куглер.

— Луцка, кельнерша. Донесла из ревности.

— Простите, — осмелел Куглер. — Вы забыли сказать, что я застрелил в Чикаго еще и этого мерзавца Тедди

— Где там застрелил, — возразил Бог. — Этот выкарабкался и жив до сих пор. Я знаю, он доносчик, но в остальном, дружище, он добряк и страшно любит детей. Ты только не подумай, что на свете есть хоть один законченный негодяй,

— Почему, собственно, вы… почему ты. Боже, не судишь сам? — спросил Куглер задумчиво.

— Потому что я все знаю. Если бы судьи всё, совершенно всё знали, они бы тоже не могли судить. Тогда бы судьи все понимали, и от этого у них только болело бы сердце. Могу ли я судить тебя? Судьи знают только о твоих злодеяниях, а я знаю о тебе все. Все, Куглер! Вот почему я и не могу тебя судить.

— А почему… эти люди… судят и на небе?

— Потому что человеку необходим человек. Я, как видишь, только свидетель, но наказывать, понимаешь, наказывать должны сами люди… и на небе. Поверь мне, Куглер. это правильно. Люди не заслуживают никакой другой справедливости, кроме человеческой.

Тут вернулись судьи, и председатель Последнего Сената громко произнес:

— За девятикратное преднамеренное убийство, за ограбления, за недозволенное возвращение с места, откуда он был изгнан, за незаконное ношение оружия и за кражу роз — Куглер Фердинанд приговаривается к пожизненному заключению в преисподней. Приговор привести в исполнение немедленно