Уилки Коллинз - Нет прохода

Они безошибочно достигли галереи, где те двое находили себе приют. Вторая снежная буря с таким бешенством пронеслась над ней, что их следы совершенно исчезли. Но собаки бегали взад и вперед, нюхая снег, и были спокойны. Однако, когда партия остановилась у противоположного выхода, где буря особенно бушевала и где снежные сугробы были глубоки, собаки стали волноваться и бегали вокруг одного места в поисках за чем-то.

Так как было известно, что справа лежит большая пропасть, то они отклонились слишком сильно влево и должны были с бесконечным трудом возвращаться на настоящую дорогу через глубокие снежные поля. Проводник, ведший весь отряд, вытянувшийся в линию, остановил его и начал ориентироваться, когда одна из собак стала разрывать снег немного впереди них. Они все продвинулись вперед, нагнулись, чтобы разглядеть это место, предполагая, что кто-нибудь, может быть, засыпан здесь и увидели, что снег запятнан и что пятна на нем красного цвета.

Тут они заметили, что другая собака заглядывает через край в пропасть, упершись в землю передними лапами, чтобы не упасть вниз, и дрожит всем своим телом. Потом к ней присоединилась и та собака, которая нашла пятно на снегу, и они обе стали бегать взад и вперед, повизгивая и беспокоясь. Наконец, они остановились вместе на краю бездны и, подняв свои морды, заунывно завыли.

— Там внизу кто-то лежит, — сказала Маргарита.

— Я тоже так думаю, — заметил передовой проводник. — Держитесь покрепче двое задних, и дайте нам заглянуть туда.

Второй проводник зажег два факела, взяв их из корзины, и передал передним. Вожак взял один, а Маргарита другой, и они стали смотреть вниз, то прикрывая факелы, то отводя их вправо и влево, то поднимая, то опуская их, так как глубоко внизу свет месяца боролся с черными тенями ночи. Резкий крик, вырвавшийся из уст Маргариты, нарушил долгое молчание.

— Боже! На выдающемся уступе, где ледяная стена нависает над потоком, я вижу очертания человеческого тела.

— Где, ma'amselle, где?

— Смотрите туда! На ледяном выступе, там, под собаками!

Вожак отодвинулся от края со скорбным видом и все молчали. Но не все были бездеятельны, потому что Маргарита в несколько секунд быстрыми и ловкими пальцами отвязала и себя, и проводника от вершки.

— Покажите мне корзины. У вас всего только две веревки?

— Здесь только две, ma'amselle; но в Страноприимном доме…

— Если он жив — я знаю, что это мой возлюбленный — то он умрет раньше, чем вы сможете вернуться. Дорогие проводники! Благословенные друзья путников! Взгляните на меня. Посмотрите на мои руки. Если они отказываются меня слушать или неверно двигаются, то удержите меня силой. Если они тверды и движения их верны, то помогите мне спасти его!

Она обмотала вокруг себя веревку под грудью и под мышками, сделана из нее нечто в роде корсажа, навязала на ней узлы, сложила ее конец с концом другой веревки, ссучила и сплела оба конца вместе, связала их друг с другом, поставила ногу на узел, затянула его и передала веревки обоим проводникам, чтобы они стянули узлы еще крепче.

— Она действует под внушением свыше, — говорили они друг другу.

— Именем Всемогущего Милосердия! — воскликнула она. — Вы оба знаете, что я здесь гораздо легче всех. Дайте мне водки и вина и опустите меня вниз к нему. Затем идите за помощью и за более крепкой веревкой. Вы видите, что когда ее опустят ко мне — посмотрите на эту веревку, которой я сейчас обмотана, — я смогу обвязать ее крепко и надежно вокруг его тела. Живого или мертвого я доставлю его наверх или умру вместе с ним. Я люблю его! Что я могу еще вам сказать!

Они обернулись к ее спутнику, но он лежал на снегу без чувств.

— Спустите меня вниз к нему, — сказала она, взяв два маленьких бочонка, которые они несли, и повесив их на себя, — или я разобьюсь вдребезги! Я крестьянка и не знаю никаких головокружений и боязни; это для меня пустяки и я пламенно люблю его! Спустите меня вниз!

— Ma'amselle, ma'amselle, он должно быть умирает или уже умер.

— Умирает ли он или умер, все же голова моего супруга должна лежать на моей груди, иначе я разобьюсь вдребезги!

Они сдались покоренные. Со всеми предосторожностями, которые допускала их ловкость и обстоятельства, они стали опускать ее с вершины вниз; она скользила по отвесной ледяной стене, направляя себя руками, а они все опускали, опускали и опускали ее, пока до них не долетел крик: «Довольно!»

— Это, действительно, он? Что, он умер? — крикнули они вниз, заглядывая в пропасть.