Heur [118]легко было поместить там, где не станет bonheur; [119]создав такое истинно французское прилагательное, как heureux [120], оно перестало существовать. Поэты иногда еще пользуются: им, но не столько по доброй воле, сколько по требованию размера. Issue [121]процветает, а породившее его issir [122]упразднено, в то время как fin [123]здравствует, а его детище finer [124]умерло; cesse и cesser [125]существуют на равных правах. Verd не образует больше verdoyer [126], fête — fêtoyer [127], larme — larmoyer [128], deuil — se douloir и se condouloir [129], joie — s'éjouir [130], хотя то же слово joie образует se réjouir и se conjouir, точно так же как orguefl образует s'enorgueillir [131]. Прежде о людях говорили собирательно gent; [132]это легко произносимое слово вышло из употребления, а вместе с ним и слово gentil [133]. Мы говорим diffamé [134], но забыли, что происходит оно от устарелого fame [135], часто произносим curieux [136], но не помним cure [137]. Мы отказались от si que в пользу de sorte que или de maniére que [138], от de moi в пользу pour moi или quant à moi [139], от je sais que c'est qu'un mal в пользу je sais ce que c'est qu'un mal [140], хотя говорить по-старому было проще: в первых двух случаях помогала аналогия с подобными же латинскими выражениями, а в последнем — фраза была на одно слово короче и ее удобнее было произносить в надгробных речах. Обычай выбрал par consequent вместо par conséquence [141], но en conséquence вместо en conséquent [142], façons de faire вместо maniéres de faire [143], но maniéres d'agir вместо façons d'agir; [144]предпочел глагол travailler глаголу ouvrer [145], être accoutumé — souloir [146], convenir — duire [147], faire du bruit — bruire [148], injurier — vilainer [149], piquer — poindre [150], faire ressouvenir — ramentevoir [151]. Pensées заняли место pensers [152], которые так чудесно выглядели в стихах. Мы говорим grandes actions, а не prouesses [153], louanges, а не loz [154], méchanceté, а не mauvaiseté [155], porte, а не huis [156], navire, а не nef [157], armée, а не ost [158], monastére, а не moustier [159], prairies, а не prées… [160]А ведь все эти одинаково прекрасные слова могли бы жить рядом в языке, безмерно обогащая его! Обычай путем прибавления, изъятия, перестановки или изменения нескольких букв обратил fralater в frelater [161], preuver в prouver [162], proufit в profit [163], froument в froment [164], pourfil в profil [165], pourveoir в provision [166], pourmener в promener [167], pourmenade в promenade [168]. Тот же обычай требует, чтобы прилагательные habile, utile, facile, docile, mobile, fertile [169]одинаково оканчивались и в мужском и в женском роде, тогда как vil [170]в женском роде дает vile, a subtil [171]— subtile. Он изменил старинные окончания некоторых слов, превратив scel в sceau [172], mantel в manteau [173], capel в chapeau [174], coutel в couteau [175], hamel в hameau [176], damoisel в damoiseau [177], jouvencel в jouvenceau; [178]при этом мы никак не можем сказать, что французский язык много выиграл от этих замен и подстановок. Так ли уж полезно для языка во всем подчиняться обычаю? Не лучше ли стряхнуть гнет его деспотической власти? А если следовать обычаю, то надо вместе с тем прислушиваться и к голосу разума, который подсказывает нам, как избежать путаницы, и вместе с тем помогает определять корни слов и связь, существующую между живым языком и языками, его породившими.
Лучше ли писали наши предки, чем пишем мы? Превосходим ли мы их в умении выбирать нужные слова, в изяществе слога, в ясности и сжатости изложения? Об этом много спорят, но не могут прийти ни к какому решению. Споры эти вовек не кончатся, если мы будем следовать примеру тех, кто сравнивает какого-нибудь бездарного писаку прошлого века с нашими самыми прославленными авторами, стихи Лорана {270} , которому платили деньги, чтобы он больше не писал их, со стихами Маро и Депорта {271} . Чтобы найти правильный ответ, нужно противопоставить один век другому и сопоставить одно превосходное произведение с другим, например, лучшие рондо Бенсерада и Вуатюра с теми рондо, которые я привожу ниже; история сохранила нам эти стихи {272} , но кто и когда их написал, мы не знаем.
Давным-давно, меж рыцарей блистая,
Ожье неверных в их стране разил.
Он, жалости к язычникам не зная,
Великие дела там совершил.
Изъездил свет от края и до края
И воду юности себе добыл.
Был стар Ожье. Ушла весна младая,
А вместе с ней погас и юный пыл
Давным-давно.
Но лишь водой волшебной он омылся,
Как тут же на глазах переменился
И стал таким, как в прежние года…
Увы, увы! Все это — небылицы.
Мне жаль вас, перезрелые девицы:
Вам в той воде уже пришла нужда
Давным-давно.
Сей славный муж — пример для всех времен,
Достойный лавров и хвалы премногой:
В обман нечистой силою введен,
Он сочетался браком с козлоногой.
До правды все же доискался он,
Но страх отринул, совладал с тревогой,
За что был до небес превознесен
Людской молвой, придирчивой и строгой,
Сей славный муж.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу