Михаил Булгаков - Том 1. Дьяволиада

— Не могу, — очередь!

Огни и машины на ходу бьют взрывами. Ударят в лицо — погаснет.

— Эй! Эгей! Берегись! Берегись! Машина раздавит. Берегись!

Горят огненные часы.

М.Б.

«Гудок», 27 января 1924 г.

Был у нас на ст. Можайск Белорусско-Балт. ж. д. брандмейстер, гражданин Назаров.

Вот это был Назаров так Назаров!

Нет таких других Назаровых на свете.

Совершил брандмейстер ряд подвигов, и сразу все убедились, что он чистой воды Геркулес — наш брандмейстер, храбрый брандмейстер можайский.

Первым долгом налетел брандмейстер на временные железные печи решительно во всех помещениях и все их разобрал в пух. Так что наши можайские железнодорожники, товарищи-граждане, братья, сестрицы, вымерзли, как клопы.

Налетел Назаров в каске, сверкая как рыцарь, на наш клуб и хотел его уничтожить.

Прогремели, как гром, слова Назарова:

— Клуб антипожарный, замок на него повешу!

И шел строем на Назарова наш местком, имея взводным командиром нашего председателя, в полном составе, и был с брандмейстером неимоверный бой — семь дней и ночей, как на Перекопе.

Насчет клуба загнали месткомовские Назарова в пузырек, а на библиотечном фланге насыпал Назаров с факелами — изничтожил печную идею, и льдами покрылся товарищ Бухарин с азбукой в 5 экземплярах и Львом Толстым, и прекратилось население в библиотеке.

Отныне, во веки веков и вовеки.

— Я ей сделаю подарок, — возвестил брандмейстер на пожарном дворе с трубными звуками. И сделал.

К годовщине пожарную машину до последнего винта разобрал. И не собрал.

Так что годовщина имеет себе кой-что.

И пропадал. Так пропадал, что найти его мог только один человек в мире — плательщик жалованья. И то только двенадцать раз в году — 20 числа каждого месяца.

В кассе взаимопомощи ссуду в один червонец взял, и уехал взаимный червонец наш, по какому курсу, неизвестно. Ходили слухи, будто наш червонец держал курс на ст. Ново-Сокольники.

Было назаровского жития на станции Можайск Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги советской ровно два месяца. Настала у нас полная тишина с морозом на Северном полюсе.

Да будет Назарову земля пухом, но червонец он пускай вернет под замок нашей несгораемой взаимопомощи.

Поздравляем вас, братики, ново-сокольниковцы! Будете вы иметь!

Маг.

«Гудок», 19 февраля 1924 г.

В коридоре Рязанского строительного техникума путей сообщения прозвучал звонок. Классное помещение наполнилось учениками — красными, распаренными и дышащими со свистом.

Открылась дверь, и на кафедру взошел многоуважаемый профессор электротехники, он же заведующий мастерской.

— Т-тиша! — сказал электрический профессор, строго глянув на багровые лица своих слушателей, — по какому поводу такой вид? Безобразный?

— Вентилятор качали для кузнечного горна! — хором взревели сто голосов.

— Ага, а почему я не вижу Колесаева?

— Колесаев умер вчера, — ответил хор, как в опере, басами.

— Докачался! — отозвался хор тенором.

— Тэк-с… Ну, царство ему небесное. Раз умер, ничего не поделаешь. Воскресить я не властен. Верно?!

— Верно!! — грянул хор.

— Не ревите дикими голосами, — посоветовал ученый. — На чем, бишь, мы остановились в прошлый раз?

— Что такое электричество! — ответил класс.

— Правильно. Нуте-с, приступаем дальше. Берите тетрадки, записывайте мои слова…

Как листья в лесу, прошелестели тетрадки, и сто карандашей застрочили по бумаге.

— Прежде чем сказать, что такое электричество, — загудело с кафедры, — я вам… э… скажу про пар. В самом деле, что такое пар? Каждый дурак видел чайник на плите… Видели?

— Видели!!! — как ураган, ответили ученики.

— Не орите… Ну, вот, стало быть… кажется со стороны простая штука, каждая баба может вскипятить, а на самом деле это не так. Может ли баба паровоз пустить? Я вас спрашиваю? Нет-с, миленькие, баба паровоз пустить не может. Во-первых, не ее это бабье дело, а в-третьих, чайник — это ерунда, а в паровозе пар совсем другого сорта. Там пар под давлением, почему под означенным давлением, исходя из котла, прет в колеса и толкает их к вечному движению, так называемому перпетуум-мобиле.