Михаил Булгаков - Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

……….

и кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное.

……….

и увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет».

По мере того как он читал потрясающую книгу, ум его становился как сверкающий меч, углубляющийся в тьму.

Болезни и страдания казались ему неважными, несущественными. Недуг отпал, как короста с забытой в лесу отсохшей ветви. Он видел синюю, бездонную мглу веков, коридор тысячелетий. И страха не испытывал, а мудрую покорность и благоговение. Мир становился в душе, и в мире, он дошел до слов: «…слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».

Смутная мгла расступилась и пропустила к Елене поручика Шервинского. Выпуклые глаза его развязно улыбались.

И, наконец, Петька Щеглов во флигеле видел сон.

Петька был маленький, поэтому он не интересовался ни большевиками, ни Петлюрой, ни Демоном. И сон привиделся ему простой и радостный, как солнечный шар.

Будто бы шел Петька по зеленому большому лугу, а на этом лугу лежал сверкающий алмазный шар, больше Петьки. Во сне взрослые, когда им нужно бежать, прилипают к земле, стонут и мечутся, пытаясь оторвать ноги от трясины. Детские же ноги резвы и свободны. Петька добежал до алмазного шара и, задохнувшись от радостного смеха, схватил его руками. Шар обдал Петьку сверкающими брызгами. Вот весь сон Петьки. От удовольствия он расхохотался в ночи. И ему весело стрекотал сверчок за печкой. Петька стал видеть иные, легкие и радостные сны, а сверчок все пел свою песню, где-то в щели, в белом углу за ведром, оживляя сонную, бормочущую ночь в семье.

Последняя ночь расцвела. Во второй половине ее вся тяжелая синева, занавес Бога, облекающий мир, покрылась звездами. Похоже было, что в незримой высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. В алтаре зажигали огоньки, и они проступали на завесе целыми крестами, кустами и квадратами. Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла — слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч.

Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?

1923–1924 гг. г.

Москва [52]

Турбин Алексей Васильевич— полковник-артиллерист, 30 лет.

Турбин Николай— его брат, 18 лет.

Тальберг Елена Васильевна— их сестра, 24-х лет.

Тальберг Владимир Робертович— генштаба полковник, ее муж, 38 лет.

Мышлаевский Виктор Викторович— штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.

Шервинский Леонид Юрьевич— поручик, личный адъютант гетмана.

Студзинский Александр Брониславович— капитан, 29 лет.

Лариосик— житомирский кузен, 21 года.

Гетманвсея Украины.

Болботун— командир 1-й конной петлюровской дивизии.

Галаньба— сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.

Ураган.

Кирпатый.

Фон Шратт— германский генерал.

Фон Дуст— германский майор.

Врачгерманской армии.

Дезертир-сечевик.

Человек с корзиной.

Камер-лакей.

Максим— гимназический педель, 60 лет.

Гайдамак— телефонист.

Первый офицер.

Второй офицер.

Третий офицер.

Первый юнкер.

Второй юнкер.