Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Богомазов. На балу цвет аристократии, князь!

Долгоруков. На этом балу аристократов счетом пять человек, а несомненный из них только один я.

Богомазов. Одначе! Это как же? Любопытен был бы я знать.

Долгоруков. А так, что я от святого происхожу. Да-с. От великого князя Михаила Всеволодовича Черниговского, мученика, к лику святых причтенного!

Богомазов. На вас довольно взглянуть, чтобы видеть, что вы от святого происходите. (Указывает вдаль.) Это кто, по-вашему, прошел, не аристократ?

Долгоруков. Уж на что лучше. У любовницы министра купил чин гофмейстера. При всей своей подлой наружности соорудил себе фортуну!

Богомазов. Хорошо, Петенька, а это? Ведь это княгиня Анна Васильевна?

Долгоруков. Она, она. Животрепещущая старуха! Ей, ведьме, на погост пора, она по балам скачет!

Богомазов. Ай да язык! С ней это Иван Кириллович?

Долгоруков. Нет, брат его, Григорий, известная скотина.

Богомазов. Смотрите, князь, услышит вас кто-нибудь, нехорошо будет.

Долгоруков. Авось ничего не будет. Ненавижу! Дикость монгольская, подлость византийская, только что штаны европейские… Дворня! Холопия! Уж не знаю, кто из них гаже!

Богомазов. Ну конечно, где же им до святого мученика Петеньки!

Долгоруков. Вы не извольте остриться.

Пьют.

Сам был.

Богомазов. Его величество?

Долгоруков. Он.

Богомазов. С кем разговаривал?

Долгоруков. С арабской женой. Что было!.. Поздно изволили пожаловать.

Богомазов. А что?

Долгоруков. Руку гладил. Будет наш поэт скоро украшен опять.

Богомазов. Что-то, вижу я, ненавидите вы Пушкина.

Долгоруков. Презираю. Смешно! Рогоносец. Здесь тет-а-тет [48], а он стоит у колонны в каком-то канальском фрачишке, волосы всклокоченные, а глаза горят, как у волка… Дорого ему этот фрак обойдется!

Богомазов. Слушок ходил такой, князь Петр, что будто он на вас эпиграмму написал?

Долгоруков. Плюю на бездарные вирши. Тссс, тише.

В сад входит Геккерен, через некоторое время — Пушкина.

Геккерен. Я следил за вами и понял, почему вас называют северной Психеей. Как вы цветете!

Пушкина. Ах, барон, барон…

Геккерен. Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой любезников с их комплиментами. Присядьте, Наталья Николаевна, я не наскучу вам?

Пушкина. О нет, я очень рада.

Пауза.

Геккерен. Он сейчас придет.

Пушкина. Я не понимаю, о ком вы говорите?

Геккерен. Ах, зачем так отвечать тому, кто относится к вам дружелюбно? Я не предатель. Ох, сколько зла еще сделает ваша красота! Верните мне сына. Посмотрите, что вы сделали с ним. Он любит вас.

Пушкина. Барон, я не хочу слушать такие речи.

Геккерен. Нет, нет, не уходите, он тотчас подойдет. Я нарочно здесь, чтобы вы могли перемолвиться несколькими словами.

В сад входит Дантес. Геккеренотходит в сторону.

Дантес. Проклятый бал! К вам нельзя подойти. Вы беседовали с императором наедине?

Пушкина. Ради бога, что вы делаете! Не говорите с таким лицом, нас могут увидеть из гостиной.

Дантес. Ваша рука была в его руке. Вы меня упрекали в преступлениях, а сами вы вероломны.

Пушкина. Я приду, приду… в среду, в три часа… Отойдите от меня, ради всего святого.

Из колоннады выходит Гончарова.

Гончарова. Мы собираемся уезжать. Александр тебя ищет.

Пушкина. Да, да. Au revoir, monsieur le baron. [49]

Геккерен. Au revoir, madame. Au revoir, mademoiselle. [50]

Дантес. Au revoir, mademoiselle. Au revoir, madame.

Музыка загремела победоносно. Пушкинаи Гончаровауходят.

Геккерен. Запомни все жертвы, которые я принес тебе.

Уходит вместе с Дантесом. В гостиной мелькнула Воронцова, к ней подходят, прощаясь, гости. Музыка внезапно обрывается, и сразу наступает тишина.

Долгоруков. Люблю балы, люблю.

Богомазов. Что говорить!

В сад оттуда, откуда выходил Богомазов, входит Воронцова. Онаочень утомлена, садится на диванчик. Долгорукови Богомазовее не видят.

Долгоруков. Хорош посланник! Видали, какие дела делаются! Будет Пушкин рогат, как в короне. Сзади царские рога, а спереди Дантесовы! Ай да любящий приемный отец!