Вольтер - Орлеанская девственница_Магомет_Философские повести

«Остановитесь, мой друг, это уже безумие», — сдерживал ее Вольтер. Но ничто не действовало. Тогда он решил в качестве стороннего наблюдателя последить за игрой. Сидя рядом с маркизой, он сказал ей по-английски: «Разве вы не видите, что имеете дело с шулерами». Фраза была услышана, понята и соответствующим образом расценена игроками. Вольтер побледнел. Немедленно прошел карточный азарт и у маркизы.

Потихоньку было приказано заложить карету, и «историограф Франции» вместе со своей подругой ночью покинули Фонтенебло.

Путь держали в Со, к герцогине Дюмен. Здесь не станут искать, не захотят ссориться с хозяйкой дома, — герцогиня Дюмен была супругой побочного сына Людовика XIV. Одно время герцога Дюмена даже прочили в короли. Двор в Со был в оппозиции к официальному двору. Впрочем, герцогиня Дюмен давно уже забыла о притязаниях своего застенчивого супруга на трон Франции и окружила себя артистическим миром, наслаждаясь искусством. К Вольтеру здесь была давняя симпатия.

Писатель и маркиза остались в Со надолго. Вольтер даже днем не показывался на глаза. Побаивался погони. Он выбрал себе самый отдаленный уголок во дворце. Окна были завешены и днем, Вольтер работал при свечах. За это время (чуть больше месяца) были написаны философские повести «Задиг» и «Видение Бабука».

Повесть «Задиг, или Судьба» Вольтер посвятил маркизе Помпадур, фаворитке короля. Фимиам, курясь, вырисовывал причудливые арабески лести:

«Прельщение очей, мука сердец, свет разума! Не целую праха от ног ваших, ибо вы почти не ходите, а если и ходите, то по иранским коврам или по розам».

Вольтер резвился и насмешничал, но философская основа повести была вполне серьезна. В пестрых картинах приключений Задига Вольтер изобразил современный ему мир, и прежде всего, конечно, свою родную Францию, где под восточными именами и в восточных костюмах действовали его соотечественники.

Восточные пряности, приправленные галльской солью, были в литературных вкусах эпохи. Востоком увлекалась вся Европа, после того как в 1704 году Антуан Галан опубликовал свои переводы знаменитых арабских сказок и познакомил европейского читателя с пленительной Шахразадой. К «восточному» маскараду прибегали просветители — Монтескье в «Персидских письмах» (1721), Дидро в «Нескромных сокровищах». В галерее сказочных персонажей Вольтера мы узнаем и образованного разночинца, отвергающего сословные привилегии («Разум старее предков»), и обездоленного французского крестьянина с его мечтой о клочке земли («На земле, которая одинаково принадлежит всем людям, судьба ничего не оставила на мою долю»).

Мир несовершенен. Это море зла, море нелепостей. Жизнь постоянно ставит перед Задигом неразрешимые загадки. Он не может разобраться во всей сложности людских отношений: «Мои знания, честность, мужество постоянно приносили мне только несчастья», — раздумывает он о себе. «Он готов был поверить, — пишет Вольтер, — что миром управляет жестокий рок, который угнетает добродетельных людей и покровительствует негодяям». Но ангел Иезрад разъясняет ему загадку мира: «Нет такого зла, которое не порождало бы добро».

— А что произошло бы, — спрашивает Задиг, — если бы вовсе не было зла и в мире царило одно добро?

— Тогда, — отвечает ангел, — этот мир был бы другим миром и связь событий определила бы другой премудрый порядок.

Каков же вывод? Примирение с сущим?

— Жалкий смертный, перестань роптать на того, перед кем ты должен благоговеть! — поучает ангел Иезрад.

— Но… — прерывает его Задиг.

И это «но» повисло в воздухе. Ангел не стал слушать. Ангел улетел. Это «но» осталось, терзая сознание героя, как неразрешимый вопрос о нравственном смысле мира.

Как и все сказки, вольтеровская повесть завершается светлым финалом: Задиг стал царем, мудрым монархом, монархом-философом. «Государство наслаждалось миром, — славой и изобилием. То был лучший век на земле: ею управляли справедливость и любовь». Но какую иронию ощущаем мы в этой просветительской утопии после всех картин бедствий и разочарований, которыми заполнена повесть!

«Задиг» был закончен. Из Парижа тревожных сигналов не поступало. Кажется, все успокоилось. Вольтер и его приятельница маркиза Дю Шатле отбыли в Сире. Здесь царили наука и поэзия. Маркиза переводила сочинения Ньютона; Вольтер читал заезжим гостям сцены из поэм, трагедий, комедий, какие выходили из-под его щедрого пера. Это, кажется, была самая лучшая пора его жизни. Правда, политические противники по-прежнему досаждали пасквилями и клеветой. Вольтер негодовал, проклинал судьбу, но не оставался в долгу, посылая в стан врагов убийственные стрелы своих сарказмов.