Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни

Суон откинулся на подушки, в его тусклых глазах появилось какое-то странное выражение.

— А теперь я должен рассказать вам о моем начальнике — сейчас он возглавляет всю уортлийскую полицию — об Адаме Дейле. Он сын кумберлендского фермера, вышел из низов, по части дисциплины был очень требователен, но в общем к подчиненным относился хорошо. Словом, это был образцовый офицер, который в жизни не брал взяток. Он любил свое дело и не раз похвалялся мне, что может за милю узнать преступника. И он тоже с самого начала был убежден, что Мэфри — преступник.

Разгорячившись от собственных слов, больной попытался приподняться на локте.

— Ну, а мне это дело не казалось таким простым. Несмотря на все улики, я отметил, что Мэфри заказал билеты в Южную Америку на свою фамилию, что он снял номер в ливерпулской гостинице для себя и своей семьи, не скрывая, кто он такой, а уж этого никогда бы не сделал человек, который боится преследования и хочет замести следы. Кроме того, хотя факты свидетельствовали не в его пользу, Мэфри произвел на меня благоприятное впечатление. Он и не пытался отрицать, что был знаком со Спэрлинг, и признал, что посылал ей открытку с рисунком от руки. Он заявил, что сделал это просто так, для развлечения. И надо сказать, что игривая, пошловатая надпись на открытке: « В разлуке сердце полнится любовью », — вполне соответствовала этому утверждению. Опять же — раны на теле Спэрлинг были столь ужасны, что их мог нанести только очень сильный человек, а Риз был довольно тщедушный. И к тому же легкомысленный. Только этим можно было объяснить попытку устроить себе алиби с помощью Рокка. Он, видимо, и так нервничал, а тут еще эта дурацкая открытка, фотографии которой были воспроизведены во всех газетах. Словом, он совсем потерял голову и, возможно, счел нужным заручиться чьей-то поддержкой. Шаг, конечно, неумный, но вполне объяснимый, если посмотреть на все его глазами.

Я изложил эти свои соображения начальнику, но он и слушать меня не стал, так был убежден (причем, учтите, вполне искренне), что Мэфри — убийца.

Суон снова откинулся на подушки и, передохнув немного, уже спокойнее продолжал:

— Мысль чиновника течет по раз навсегда установленному руслу — никто не знает этого лучше меня, и следствие, начатое Дейлом, развертывалось в соответствии с общепринятой практикой. Необходимо было найти среди личных вещей Мэфри орудие, которым он мог нанести раны, обнаруженные на теле покойной. Необходимо было отыскать на костюме Мэфри кровавые пятна. Необходимы были свидетели, которые могли бы опознать его как человека, виденного на месте преступления.

И почти сразу же в одном из чемоданов начальник обнаружил искомое. Это была бритва, допотопная немецкая бритва с широким лезвием, слегка заржавевшая от того, что ею долго не пользовались. Без малейшего смущения Мэфри признал, что она у него давно: он получил ее в наследство от отца. У него не раз мелькала мысль продать ее на лом, но мешали сентиментальные соображения. И если бы Мэфри совершил убийство с помощью этой бритвы, неужели бы он стал заботливо и бережно хранить ее для нас? Нет, конечно, нет, убийца прежде всего старается отделаться от орудия преступления. Однако Дейл чуть не прыгал от гордости и восторга, показывая мне бритву.

«Ну, что я вам говорил?! — воскликнул он. — Теперь он в наших руках».

Бритву послали экспертам на предмет обнаружения кровавых пятен, вместе с большим пакетом одежды, принадлежавшей Мэфри. Тем временем начался опрос свидетелей — мистера Прасти, Эдварда Коллинза и Луизы Бэрт, которые в тот вечер видели убийцу, выбежавшего из квартиры. Прасти оказался близоруким, а Коллинз просто добрым малым, которому очень не хотелось выступать в качестве свидетеля. Но вот Бэрт, это уж была особа совсем другого рода. Перед ней на какой-то миг, промелькнул преступник, притом было это в темный, дождливый сентябрьский вечер, да еще на улице, где и фонарей-то почти нет. И тем не менее она заявила, что может во всех подробностях его описать. Я будто сейчас вижу ее круглое взволнованное лицо, когда она давала показания.

«Это был человек лет тридцати пяти, — заявила она. — Высокий, стройный, темноволосый, бритый, очень бледный, с прямым носом. На нем была клетчатая кепка, серый макинтош и коричневые ботинки».

Сначала Дейл обрадовался, что у него есть описание убийцы. Но после ареста Мэфри надо было менять пластинку — Мэфри-то не был ни высокий, ни темноволосый, ни бритый. Он был среднего роста, светлый, с темными усиками. Да и одет он был совсем не так. Однако Бэрт не растерялась. Она заявила, что в первый раз все перепутала, потому что уж очень волновалась. И вот крупный гладковыбритый субъект спокойно уступил место человеку невысокого роста с усиками. Да и Коллинз, который сразу после убийства решительно утверждал, что не сможет опознать преступника, теперь запел в один голос с Бэрт. Светлая клетчатая кепка превратилась в темную мягкую шляпу, макинтош — в пальто. Словом, описание стало совпадать с приметами Мэфри.